Наступило молчание, в котором он чувствовал ее почти физическое присутствие.

— Все должно быть именно так, Люк. Ты это знаешь, и я это знаю.

— Не сразу же. В конечном итоге, да, когда у меня будет время.

— Времени нет.

Люк закрыл глаза. Все, что она сказала, было правдой. Он знал это, и знал, что ей это известно. Наконец он смог лишь произнести:

— Каллиста, я люблю тебя.

Кому он говорил это? Лее — когда-то, до того, как узнал… И он все еще любил ее, и во многих отношениях точно так же, как прежде. А это было нечто такое, чего он никогда не испытывал, никогда не знал, что может испытать.

— Я не… хочу, чтобы ты умирала.

Ее губы прикасаются к его губам, ее руки обнимают его… Сон был реальным, более реальным, чем многое, пережитое наяву. Должен быть какой-то способ…

— Люк, — мягко сказала она, — я умерла тридцать лет назад. Просто я, — я рада, что у нас с тобой было это время. Рада, что осталась, чтобы… чтобы узнать тебя.

— Должен быть какой-то способ, — настаивал он. — Крей…

— А что Крей?

Люк резко обернулся на новый голос. Крей стояла, устало прислонясь к двери кабинета. Серебряное одеяло, наполовину скрывавшее ее рваный и грязный мундир, сверкало, словно броня; на ее покрытом синяками лице были высечены, словно резцом, измученность, горечь и погибшая надежда.

— Превратить ее в то, чем теперь стал Никос? Вынуть разные части из компьютеров, соединить вместе большой объем памяти, чтобы закодировать ее, так чтобы рядом была металлическая иллюзия для напоминания тебе о том, что это не твое — и не может быть твоим? Это я сделать могу… если ты хочешь именно этого.

— Ты говорила, что Джинн Алтис научил тебя переводить свое "я", свое сознание, свою… реальность — в другой объект. Ты проделала это, Каллиста, с данным кораблем. Ты ведь действительно здесь, я знаю, что ты здесь…

— Да, — тихо согласилась она. — Тут достаточно цепей, достаточно объема, достаточно мощи в активной зоне центрального реактора. Но существо из металла, существо, запрограммированное и закодированное, — не человек, и не может быть человеком, Люк. Не в том плане, в каком я сейчас человек.

— Не в том плане, в каком мы с тобой люди. — Крей подошла к ним, ее белокурые волосы отблескивали огнем в свете горящей смазки. — Не в том плане, в котором был человеком Никос. Мне никогда вообще не следовало… пытаться идти против того, что должно быть. Моим девизом всегда было: Если не получается, возьми молоток побольше. Или чип поменьше. Никос…

Она покачала головой, помолчала, затем продолжила:

— Он не помнит, как умирал, Люк. Он не помнит никакого перехода. И как бы я ни любила… Никоса… как бы ни любил он меня… Я постоянно возвращаюсь к этому. Это не Никос. Он не человек. Он пытается им быть, он хочет им быть, но у плоти и крови, костей и мяса есть собственная логика, Люк. Машины просто думают по-иному.