И я спросил: почему же никто не «запирал» эти ужасные создания в кольце молитв?

– Некому было, – ответил мне Артур.

Больше он не сказал ничего, но я догадался и сам. Некому было «запирать» плясунов тогда. Некому делать это и сейчас. Только святой Миротворец и посланный Небом брат его способны усмирять пляшущих Ведьм.

Ты все еще разочарован, Зако Золотой Витязь? Тебе все еще нужны доказательства избранности Братьев?

Увы, Зако не может простить себе страха, который испытал в Кочевье-Чистилище. Не может простить Артуру, что тот – не боялся. И я уже слышу его ехидный смех: хороши защитнички! Флейтиста, нечистого духа, оберегают, а пляшущие ведьмы пусть на свободе бродят и людьми кормятся? Ну да, люди ведь им по две подводы золота не дарят.

С точки зрения Золотого Витязя многое выглядит очень просто. Иногда я жалею его.

* * *

В Северные ворота Шопрона Артур влетел рысью, даже не вспомнив о том, что в городе стоило бы сдержать размашистый бег Серко. Не глядя на прохожих, что жались к стенам, выскакивая из-под самых копыт жеребца, юный рыцарь промчался по улицам. И звонкое эхо подков, далеко опережая всадника, неслось над чопорными особняками.

Альберт, услышав этот звон, даже не стал выглядывать в окно – сразу пошел, а потом и побежал, перепрыгивая через ступеньки, – на улицу. Шестое там чувство, или десятое, интуиция, предчувствие – не важно как назвать. Он понял, что старший вернулся.

– Обуйся! – крикнула вслед Ветка.

Но до того ли было?

Артур, уже спешившийся, встретил его на полпути от калитки к крыльцу. Молча сгреб, оторвал от земли и понес в дом. В холле, поставив на пол, укорил с привычной суровостью:

– Ты чего босой бегаешь?.. – И обнял снова. От формы его пахло дымом, солнцем и железом.

– Дурак я у тебя, братик, – прошептал он в макушку Альберту.

Тот молча закивал. Поднял голову:

– Все уже хорошо, да?

– Все и было хорошо, – Артур привычным жестом взъерошил ему волосы, улыбнулся, – все хорошо. А я – дурак.

– Дурак. Но я тебя люблю не только за это.

Старший хмыкнул, оценивающе оглядел холл, зыркнул на излишне любопытную горничную, и та, как мышь в нору, шмыгнула в первую попавшуюся дверь.

– Нравится? – гордо спросил Альберт.