И было до слез жаль его.
– Он выследил меня, – говорил Сватоплук, – он был в Стополье, даже в Лыни, он нашел письма, он знает о священниках и о демонах, и... он все знает. Все! Он следил и за тобой, София. Ты предавалась блуду, а этот пес запоминал каждое твое слово. И доносил. А ты... Почему Господь позволяет нечистому торжествовать, в то время как верные дети его претерпевают лишения и муки?
– Он следил за мной? – переспросила Ирма. – Что это значит?
Сватоплук рассказал ей. И жалость выгорела в одной ослепительной вспышке ярости. Вместо души – серый пепел. Горячий. Сухой.
– Я помогу тебе, – сказала Ирма, задохнувшись этим пеплом, – конечно, я помогу тебе, но для начала, братик, ты должен забыть о Миротворце.
– Я не могу.
– Можешь. Забыл? Теперь скажи, что мы должны делать.
* * *
Галеш отыскал Артура на конюшне. Рыцарь чистил высокую чубарую кобылу. Менестрель залюбовался необычайно яркой «тигривостью»8и чуть не забыл, зачем явился.
– Хороша лошадка, – сказал Артур, не оборачиваясь.
– Хороша, – согласился Галеш
Очень коротко подстриженная грива позволяла оценить красивый затылок кобылы, лебединую шею, высокую и длинную холку.
Горбоносая сухая голова повернулась к Галешу, и огромные влажные глаза оглядели его внимательно и настороженно.
– Ты специально светлую масть выбираешь? – поинтересовался музыкант. – И где Серко?
Артур в последний раз провел щеткой по лоснящейся шкуре, обернулся:
– Думаю, в конюшнях Недремлющих. Ты зачем пришел?
Галеш разглядывал его лицо. Темное. Похудевшее, хотя, казалось бы, куда больше-то? Синие глаза Артура были безмятежны и спокойны. Ни тени любопытства. Не интересен ему Галеш. Не интересно, зачем он явился. Вообще ничего не интересно.
Смотреть на такого Артура было неприятно. А ведь Лунный Туман предупреждал, что Миротворец изменится.
– Я должен сказать, – Галеш отвел взгляд, – передать... слова. «Вороненый клинок. Оплетка на рукояти чуть потерта. Трехпалая лапа...
– ...не птичья и не звериная сжимает шар навершия, – ровным голосом продолжил Артур. – Трепло ты, Галеш.