Над головой звучит мелодичный сигнал, и приятный женский голос объявляет: «Уважаемые дамы и господа, до прибытия в Интервиль осталось пятнадцать минут. Просим вас не забывать в вагоне свои вещи».

По отношению ко мне эта просьба звучит нелепо, так как я не обременен излишком багажа. Я закрываю свой комп-нот, сую его в «дипломат», где покоятся мои скудные пожитки, и начинаю облачаться в одеяние, которое более всего подобает путешествующим криминологам, изо всех сил пытающихся сойти за обыкновенных туристов, чтобы в ходе странствия по городам и весям набрать побольше материала для очередной научной статьи, а если повезет – то и для целой монографии. Поэтому одежда моя заключается в живописных шортах до колен, черной майке навыпуск с невнятной эмблемой на груди и кепке с длинным козырьком.

Не дожидаясь напоминания женского голоса о том, что дальше Интервиля поезд не идет, я выбираюсь из купе и следую к выходу. Состав мягко снижает скорость и вкатывается под высокие стеклянные своды вокзала. К двери вагона подают длинную кишку эскалаторного перехода, который доставляет пассажиров в зал таможенного досмотра. Как всякий уважающий себя вольный город, не входящий в состав каких-либо государств, Интервиль имеет склонность к подобным формальным процедурам, создающим у его гостей впечатление, что они прибыли в другую страну.

Когда приходит моя очередь предстать перед бдительным взором таможенного инспектора, я абсолютно спокоен, потому что не везу ничего запретного. Никакого оружия, никаких наркотиков, никаких краденых бриллиантов и тайно вывезенных золотых слитков. Вероятно, этим я обманываю ожидания человека по ту сторону барьера, потому что он трижды просвечивает мой потертый «дипломат» разными устройствами, чуть ли не инфракрасным взглядом изучает мои почти подлинные документы и только тогда со вздохом разочарования разрешает мне следовать восвояси.

До полудня еще далеко, но уже сейчас город плавится от жары, и даже близость моря не спасает от зноя. Все вокруг нестерпимо блестит, потому что куда ни посмотришь – сплошное стекло и хромированные поверхности. Город еще молод, и, как всякой молодежи, ему присуще стремление ослепить своим видом при первом же знакомстве.

Привокзальная площадь кишит народом. Встречающие и провожащие. Отъезжающие и прибывающие. Дальние и близкие родственники. Знакомые и незнакомые. Ближние и дальние… И все они обнимаются друг с другом с таким пылом, будто наступил день всеобщего братания. У меня возникает невольное опасение, что вот-вот и меня сейчас кто-нибудь хлопнет размашисто по плечу и с возгласом: «Ба, Адриан, сколько лет, сколько зим!» – заключит меня в свои потные объятия. Однако опасения мои оказываются напрасными, и я благополучно преодолеваю несколько десятков метров, которые отделяют меня от ближайшей стоянки такси.