Светлый фон
Хруст мелких косточек...

Гибкая рапира, гнущаяся под весом тела...

Гибкая рапира, гнущаяся под весом тела...

Земля, принявшая усталое колено.

Земля, принявшая усталое колено.

Я вытер пот левой рукой, выпустив из окостеневших пальцев дагу. Правая висела плетью.

Я вытер пот левой рукой, выпустив из окостеневших пальцев дагу. Правая висела плетью.

Я истекаю кровью, словно треснувшая бочка – вином...

Я истекаю кровью, словно треснувшая бочка – вином...

Святые слова, которые я прошептал непослушными губами, усыпляют боль и останавливают кровь. А леди Амалия – изящный тюльпан ночи – приступила к последней и главной части заклинания...

Святые слова, которые я прошептал непослушными губами, усыпляют боль и останавливают кровь. А леди Амалия – изящный тюльпан ночи – приступила к последней и главной части заклинания...

В гробу Криспина слышны шорохи...

В гробу Криспина слышны шорохи...

Нас окружает бледное свечение. Это духи лежащих здесь не хотят отпускать своего товарища. Они сначала нападут на меня, а потом, когда Амалия закончит заклинание, на неё.

Нас окружает бледное свечение. Это духи лежащих здесь не хотят отпускать своего товарища. Они сначала нападут на меня, а потом, когда Амалия закончит заклинание, на неё.

Мне поведали о них древние книги с изрубленными переплётами и обожженными страницами. Я смогу многих сразить святой силой. Ещё несколько погибнет в огне моих талисманов. Но и мне не выжить!

Мне поведали о них древние книги с изрубленными переплётами и обожженными страницами. Я смогу многих сразить святой силой. Ещё несколько погибнет в огне моих талисманов. Но и мне не выжить!

Осталось прибегнуть к Слову Инквизиторов – страшной, последней молитве, сотворенной за 500 лет до этого утра... Её говорил я не на обычном языке – а на тон что был в ходу более тысячелетия тому назад... Её повторял я, кашляя кровью, привалившись к холодному надгробию... Ее шептал я, глядя в белое лицо приближающегося призрака, не отворачивая глаз...

Осталось прибегнуть к Слову Инквизиторов – страшной, последней молитве, сотворенной за 500 лет до этого утра... Её говорил я не на обычном языке – а на тон что был в ходу более тысячелетия тому назад... Её повторял я, кашляя кровью, привалившись к холодному надгробию... Ее шептал я, глядя в белое лицо приближающегося призрака, не отворачивая глаз...

Шаги за спиной... Словно кто-то остановился в двух шагах за мною... Я договорил Слово и устало замер...