И тогда зашевелился гориллоид, которого мы убивали первым. Это казалось невероятным, он просто плавал в своей крови, как мамонт, которого разделало племя неандертальцев, но все еще пытался поднять «ирвинг», чтобы... В общем, снова ударила пушка из подвала, и остатки гориллы откатились еще на пять-шесть метров в сторону. Меня лишь обдало дымом, пироксилиновым смрадом и мелкими осколками бетона. Некоторые из этих осколков посекли Нетопырю лицо. Но он был жив, я очень отчетливо читал его сознание. Он был жив, а значит, мог давать информацию. Кажется, впервые за всю мою войну с Джарвиновым я почувствовал, что действительно могу победить.

77

77

После того как я прикрутил скотчем Нетопыря на бывшее шефово место, то есть к высокому креслу, я повел шефа в камеру. Камера была специально устроена в Избушке для вполне комфортного содержания самых разнообразных лиц. В автоматическом режиме она следила, чтобы задержанному поставлялась вода, пища, чтобы заключенный не замерз, чтобы эвакуировались отходы, и даже, кажется, по первому требованию выдавала одноразовое бумажное белье. Лично для Передела это означало, что его война со мной окончена, что я не собираюсь причинять ему никакого вреда, что он должен просто сидеть, пока его не хватятся и не освободят.

И тут затрещал зуммер видофона. Это могло быть что угодно и кто угодно. Но по красному тревожному сигналу над «глазком» камеры я понял, что звонят из полиции. Пришлось внимательно, даже несколько угрожающе посмотреть на шефа. Тот чуть улыбнулся, мол, а ты чего хотел?

Я-то хотел, чтобы нас оставили в покое, о чем ему и сообщил. Тогда он кивнул, соглашаясь на сотрудничество, и я подвел его к видюшнику, уже опробованным методом отступил из поля видения приборчика, а для наглядности выставил «чок». Шеф посмотрел на меня, на ствол и усмехнулся еще откровеннее. Потом надавил рычажок приема, скроив свирепое лицо.

Полицейский начал свою речугу в довольно агрессивной манере, как ему и полагалось по должности:

– Вынужден сообщить, что соседи, проживающие в округе вашего дома, обеспокоены...

Больше он ничего сказать не успел. Каким бы свирепым и влиятельным не был этот полицейский, шеф мог одним щелчком сделать так, чтобы бедолага до конца дней оказался младшим помощником подметальщика улиц и благодарил бы всевышнего, что попросту не исчез без следа и следствия. Шеф рявкнул:

– Послушайте, как вас там... Никак не запомню вашу фамилию. Мы договорились, что вы не лезете в процедуры и операции, которые происходят на территории, примыкающей к Избушке. Почему я должен напоминать об этом? – Он посверлил экран телевида упрямым взглядом, на самом дне которого тем не менее таилась усталость от только что пережитой опасности.