Тем не менее, он воспринимал боковую полосу частоты, распространяющуюся по океану Европы. Передаваемые по ней данные поражали.
И пугали.
2703:>>…я почувствовал другого…<<
1201:>>…необходимы другие… нужны… хочу/должен иметь/должендолжендолжен<<
937:>>…но другие… порочны/плохи/запятнаны/развратны…<<
83:>>…уровень интеллекта крайне низок…<<
3111:>>…почти на автоматическом уровне, только минимальное…<<
Хор:>>…самосознание…<<
Почти полмиллиона лет прошло с тех пор, как Искатель Жизни чувствовал присутствие рядом другого разума, общность с ним, а не с существующей внутри саморазрушающей множественностью, отчаянно стремившейся к воссоединению и пониманию.
Он чувствовал присутствие сущности, называвшей себя Чести, и распознал в ней объект самосознания, своего рода зеркало. Во вселенной Искателя Жизни существовали два типа разума: искусственный и органический, и они находились друг от друга не менее далеко, чем полюса Галактики.
Органический разум эволюционировал постепенно, развивал в себе безжалостное коварство и утонченную простоту посредством выживания сильнейшего. Его развитие являлось крайне отсталым. Его необходимо было обучить числовой логике, причем мучительно медленными шагами, постоянным повторением тяжело усваиваемых и легко забываемых данных. Следовало признать, что органический разум справлялся с определенными заданиями, например, с распознаванием объекта или пониманием абстрактной сущности предметов с пугающей простотой, не поддающейся осознанию машиной, но машина, со временем, тоже справлялась с такими заданиями, и такое положение вещей не доказывало превосходство организма.
Истинный разум, с другой стороны, начинал развитие с машинной логики. Числовая логика являлась сутью его существования, становилась понятной с первого момента включения, являлась частью самого разума, частью понимания Вселенной. Пусть распознавание объекта давалось ему с трудом, оно не имело решающего значения в реальном мире чисел, законов и физических абсолютов.
В Пуллере он увидел родственную душу, если такое определение имело смысл в столь чужеродном контексте.