Нынче же, как отмечали старожилы, все было совсем иначе. Нет, без эксцессов, конечно же, не обошлось. Гражданское общество не возникает само собой, это кропотливый труд, и за четыре года такие задачи не решаются. От без четверти восемь до четверти десятого утра было сложновато. Да и сейчас еще полыхали вовсю на западной окраине четыре избирательных участка, руководители которых прослыли в народе реакционерами и врагами прогресса, а в бараке окружного агитпункта, заняв круговую оборону, но уже не надеясь уйти живыми, все еще отстреливались от электората активисты Фонда памяти Искандера Баркаша, но в общем и целом обстановка разрядилась.

Разбившись на тройки, губернаторские орлы, поддержанные муниципальной дружиной, обходили дом за домом, мягко напоминая аполитичным обывателям о необходимости исполнения гражданского долга, и группки лиц, имеющих право избирать и быть избранными, заложив руки за голову, поспешали под конвоем к празднично оформленным зданиям, где укрепились избирательные комиссии…

Граждане шли бодро, бойко. Кое-где самые сознательные, лихо отсвистав увертюру, распевали на ходу Гимн Федерации, иные хором затягивали «Думу о Президенте», и все без исключения безбоязненно обсуждали предстоящую процедуру заполнения бюллетеней, то и дело ревниво оглядываясь: как там реагируют на то или иное прозвучавшее имя вежливые автоматчики сопровождения?

Гвардейцы Его Превосходительства непроницаемо улыбались. Вооруженные Силы Федерации, свято блюдя закон, оставались вне политики…

А в центре бурлящей Козы, на площади перед управой, полупьяные мужички в новеньких спецовках, добро-душно переругиваясь, тщательно соскребали с семиугольного щита всю переставшую быть нужной агитацию.

Личным указанием главы Администрации нужной была признана лишь одна кандидатура. Ее и оставили. И вокруг сияющего чистотой щита, украшенного своим одиноким портретом, кружился, захлебываясь неверящим, восторженным и благодарным лаем, некрупный грязно-белый спаниель, лихо встряхивающий при каждом прыжке широким, похожим на пропеллер черным ухом…

И над всей Козою, над тротуарами ее и мостовыми, над «Двумя Федорами», закрытыми на переучет, и над «Денди», не собирающимся закрываться, над площадью Созидателей и крошечным Гуляй-парком, гремел и грохотал, заставляя нервно вздрагивать даже невозмутимые тела, вниз головой висящие на ветвях (четыре года назад, кстати, их было гораздо меньше), металлический рык подполковника действительной службы Эжена-Виктора Харитонидиса:

— Демократию строить, это вам не памперсы кушать! Bсех, кто против плюрализма и общечеловеческих цен-ностей, перестреляю, как собак!