11

Пневмоудар зацепил Тощего краем, но ему почудилось, что левую руку оторвало напрочь.

Это было не так. Хотя все кости раздробило — плечевую, локтевую, лучевую, рука висела тряпкой.

И теперь он не мог достать генератор, прижатый левым боком к полу.

Ярость полыхнула в нем. «Убью!» — скрипнул он зубами, пытаясь выдернуть оружие.

Не получалось. Что-то мешало, толкало в спину, в ноги, в правую руку. Она вдруг не стала слушаться, как ни силился Тощий схватить генератор. Не слушалась, и все.

И тут он понял, что эти толчки — это пули, попавшие в него. И осознал, что умирает.

Мысль эта ужаснула его. Тоска, ужас! — он не знал, что это такое, никогда, он представить себе этого не мог.

И с еще большим ужасом он понял, что его ждет ничто. Что вот сейчас, через несколько мгновений, он перестанет быть. Навсегда. Будет жить дальше этот мир, другие миры, будет жить вечно мироздание всех царств: Небесного, земного... каких там еще! Все это будет. А его не будет никогда.

Перед тускнеющим взглядом призрачно мелькнули картины всего того, что уходило от него: Неимоверной красоты рассвет с многоцветным — от нежно-розового до глубоко-синего — небом, с гаснущими звездами, с облаками, снизу озаренными невидимым солнцем, с ветром, радостно бегущим навстречу пробуждению...

Он успел понять, что он жил не так. И эта мысль была горше всего.

Его душа еще цеплялась за берег мира, еще не хотела пропадать — но сил уже у нее не было, она окуналась в ничто, и хоть кричи, хоть плачь, хоть ты и понял все, во всем раскаялся и все готов начать сначала — это уже не имеет значения...

Берег жизни оторвался от души человека, и этот человек перестал быть.

12

— Муха! Живой?! Черт!..

— Да живой, живой... — пробормотал Муха, кривясь от боли. — Волной кинуло.

Свалился, правда, он со стулом удачно — на бок, ударился о цементный пол другим, правым плечом и, грешным делом, слегка боднул тот самый пол башкой, но это, понятно, были мелочи.