— Малыш! Малыш, вставай!

Не понимаю, почему моя Наури должна разговаривать голосом жены Криса, обиженно подумал Уин, открыл глаза — и увидел озабоченное лицо склонившейся над ним Бренды.

— Что-то случилось?

— Случилось.

— А-а... что именно?

— Амулет. — Судя по голосу, Бренда все еще не могла до конца определиться, стоит ей взвыть раненым оборотнем или все же нет. — Он ожил.

— Что-о?

Малыш резко сел — и, моргая, ошеломленно уставился на знакомого бело-сине-красного дракончика. Дракончик, правда, вовсе не был привычно неподвижен, он вращался, но совсем иначе, чем вчера, — куда медленнее и, как понял гном, вполне целеустремленно, наподобие мушки ружья, столь же неумолимо ползущей за силуэтом дичи.

— Интересная картина, не так ли?

— Да уж, — отозвался гном, — очень интересная... кто б еще растолковал, что она означает.

— При наличии отсутствия, — криво усмехнулась Эрика, — вашего всегдашнего толкователя Рысьева, попробую я. Эта картина означает, что Рогген, чтоб у него зад о седло до ушей стерло, живехонек и как раз сейчас резво передвигается мимо нас.

— Скачет на лошади, — деловито уточнила Бренда. — По крайней мере, очень похоже.

— А-а... но... а вчера...

— Вчерашнему есть множество объяснений, Малыш. Тебе какое — самое оптимистическое или же более реальное?

— А можно оба сразу?

— Да. Они простые. Оптимистическое — что без замка, собранных там артефактов, библиотеки, а может, и Источника, Рогген теперь в магическом смысле представляет собой ну очень слабенького мага. Потому-то и амулет засек его лишь сейчас.

— А реалистическое?

— Что Рогген просто хорошо заэкранировался, после чего устроил грандиознейший спектакль.

— М-дя...

— Буднула же, — продолжила Бренда, — я тебя так грубо, потому как есть у меня подозрение: еще чуть-чуть, и ускачет Рогген за пределы амулетной досягаемости.