Стул под Анарисом затрещал, и рифтер испуганно, с немым вопросом вскинул свои серебристые глаза. Анарис услышал, как кто-то затаил дыхание, и почувствовал, что стал невесомым. Он попытался расслабиться, и ощущение станции вокруг него стало его обволакивать. Головокружение на грани тошноты обуревало его вместе с расширением синестезического восприятия. Его тело росло, но не растворялось, а как будто сливалось с урианским материалом. Дезориентированный расхождением между тем, что говорило ему зрение, и тем, что подсказывало тело, он закрыл глаза. Теперь он воспринимал окружающее точно так же, как собственное тело: очень чутко и очень расплывчато.

Станция дернулась снова, уже сильнее, и Анарису показалось, что это колеблется его собственная плоть. Нахмурившись, он напрягся и подавил дрожь. Судорога вернулась, еще раз и еще. Он услышал, как чмокнула открывшаяся дверь, и стены откликнулись ей сосущими звуками. Его пронзила боль — какой-то злокачественный очаг возник в его теле, которое в слиянии с Единством теперь, казалось, занимало всю станцию.

Так, наверное, чувствуют себя больные раком, подумалось ему, — и он стал бороться. Его последней мыслью перед тем, как боль заслонила все остальное, был вопрос: если он часть этого Единства, почему же он не чувствует других? Потом борьба с раком, пожирающим его тело, заняла все его внимание. Время превратилось во вместилище боли, и только ярость поддерживала его в этом поединке.

* * *

Ивард закрыл глаза, отгородившись от ленивой улыбки Анариса, и с радостью ушел в голубой огонь глубоко внутри. Он чувствовал сильные руки Локри на своих плечах, всеобъемлющее присутствие келли, яркий ослепительный блеск эйя, ровное пламя Вийи.

Когда она прикоснулась к Сердцу Хроноса, в него хлынули краски, запахи, осязательные ощущения и импульсы, которые его нервная система не умела назвать. Вийя отстранила от себя что-то, чего он не успел уловить, и синестезическая мешанина слилась в сплошное крутящееся пятно. Ивард, протянув свои как-бы-руки, коснулся его, и оттуда ударили лучи кристального света; одни пронзали его сладкой дрожью, другие трепетной болью, а он открывался всему этому, развоплощаясь и перевоплощаясь в чуждой реальности келли и эйя.

Собирая Единство вокруг себя, Ивард плел смысловую паутину из потока впечатлений, источаемого их умами, синхронизируя его с требованиями их тел. Копнув поглубже, он захватил и своих товарищей по команде, чтобы вплести их в свой узор. Вместе с ними, держась за спокойную мудрость Седри, всплыл еще кто-то. Тат. Ивард с улыбкой вплел в паутину и ее.