Двадцать пять тысяч лет существования стерты за один день.

Все мечты. Все обещания.

Все дети…

— Мы забрали их из дома, — Оби-Ван с трудом оставался в кресле; боль внутри требовала движения, она пришла волна за волной вместе с дрожью. — Мы обещали их родителям…

— Собраться должен ты, все еще джедай ты!

— Да, учитель Йода.

Короста на костяшках — если сфокусироваться на ней, можно перестать дрожать.

— Да, мы джедаи. Но что, если мы — последние?

— Если последние мы, обязанности наши — те же, — Йода оперся подбородком на клюку из дерева гимер. Сейчас он выглядел на каждый из почти девятиста прожитых лет. — Жив один джедай пока, жив Орден. Сопротивляться тьме каждым дыханием должны мы.

Он поднял голову и заехал палкой Оби-Вану по голени.

— Тьме внутри себя — особенно, молодой Кеноби. С темной стороны лежит отчаянье.

Тривиальная истина отрезвила Кеноби. Даже отчаяние — обуза.

Медленно, очень медленно Оби-Ван вспомнил, что такое — быть джедаем.

Он откинулся на спинку кресла, закрыл лицо руками и втянул тонкую струйку воздуха между ладонями, вбирая вместе с ним боль, вину и раскаяние; а с выдохом они растворились без остатка.

Он выдохнул всю предыдущую жизнь.

Все, что когда-либо сделал, все, чем был, друзей и врагов, мечты, надежды и страхи.

Опустошенный он нашел ясность. И как солнце сквозь вымытые окна, в нем засияла Великая сила. Он расправил плечи и кивнул Йоде.

— Да, — произнес Оби-Ван. — Может, мы и последние. А что, если нет?

Зеленый лоб собрался в морщины.

— Маячок Храма.