— Черт! — Баженов от злости стукнул кулаками по столу.

— Что случилось, Кирилл? — встревожился Ружецкий.

— Ничего, все в порядке…

В порядке… Так ли это? Баженов снова испытывал то же самое ощущение, которое появилось у него на поляне: назойливое жужжание в голове, будто кто-то хотел залезть в его мозги.

Микки по-прежнему, не отрываясь, смотрел на него. Баженов понял, что он не просто молчит. Он разговаривает с ним, но… разговаривает у него в голове.

Тебе еще рано быть участковым. На эту должность найдут кого-нибудь другого. А ты поищи работу в другом месте. То-то будет рада, твоя жена! Она ведь ждет ребенка, правда?

— Заткнись, сволочь! — прошипел Баженов.

— Кирилл, что с тобой? С кем ты разговариваешь? — Ружецкий испуганно озирался, ведь рядом никого не было: только они двое. И еще — тот, в камере. Но он молчал.

Баженов похлопал Ружецкого по руке:

— Нет, нет… Все нормально. Просто… я немного устал. Знаешь что… Ты не мог бы принести кофе?

— Кофе?

— Ну да. Сбегай домой, налей в термос. Нам ведь тут всю ночь сидеть. Можешь захватить какого-нибудь печенья или пирожков — возражать не буду.

Ружецкий перевел взгляд с Баженова на того, кто сидел в клетке:

— Ты справишься один? Баженов принужденно улыбнулся:

— Конечно. Оставь мне ружье — для верности.

— Хорошо. Тебе кофе с сахаром? Баженов кивнул:

— И покрепче. Ночь длинная.

Ружецкий встал, с сомнением посмотрел на Баженова.

— Иди быстрее. Я в порядке. — Баженов открыл дверь участка, и Ружецкий нехотя вышел на крыльцо.

— Кирилл, — сказал он, понизив голос. — Он мне не нравится.