Охваченный ужасом, Тор повиновался, и Цвета закипели вокруг него, неукротимые, как пламя. На миг Меркуд замер. Он был потрясен. Есть ли предел силе, которая вдруг оказалась в его распоряжении? Но оторопь быстро прошла: это будет длиться лишь несколько мгновений, и второго случая уже не представится.

Держа в каждой руке по камню — они были похожи на грубые шары, — Джод заговорил в последний раз.

— Закрой глаза, мальчик. Я буду целить тебе в голову. Так будет быстрее, — по привычке он взвесил камень в правой руке. — Я еще ни разу в жизни не промахнулся.

Палач замахнулся. Ксантия улыбнулась, и Гот с радостью увидел, как Тор зажмурился. Но они не знали, зачем он на самом деле закрыл глаза. Именно в этот миг могучий поток силы обрушился на Меркуда и поглотил обоих — учителя и ученика. Это было самое удивительное волшебство, какое творилось в этом мире за последнюю сотню лет.

«Давай!» — громко прокричал Меркуд. Прямо на него катился могучий вал, который грозил вот-вот выйти из повиновения.

Толпа видела, как Джод со всей силы метнул камень, который попал осужденному точно в лоб. Череп тошнотворно хрустнул, кровь брызнула во все стороны. Вслед за первым полетели еще два камня: один угодил в висок, второй — в грудь, чтобы удар остановил сердце.

Потрясенные, притихшие, люди смотрели, как медленно угасает свет в темно-голубых глазах Торкина Гинта — наверно, самых ярких на свете, — а по белой рубашке расползается пунцовое пятно.

Сокол горестно закричал, забил могучими крыльями и поднялся в воздух, чтобы улететь прочь с этого места позора и гибели.

Где-то в глубине Великого Леса завыла серебристая волчица.

Лорис смотрел на Элиссу. Ее хрупкие плечи дрожали, по щекам градом катились слезы, а глаза не отрываясь смотрели в лицо возлюбленного, теперь изуродованное до неузнаваемости.

Король не находил себе места. Да, приговорив к смерти Торкина Гинта, он действовал в рамках закона. Более того: подчинялся его требованиям, как послушный слуга. И все же в его власти было остановить этот ужас. Он мог.

Если бы хотел.

Но в тот день, когда он, Лорис, увидел в тронном зале Элиссу, в нем проснулась ревность, с которой он ничего не мог сделать. Почему эта женщина досталась Тору? Тем более — в нарушение запретов… Следование этому извращенному ходу рассуждений приводило к необходимости точно следовать букве закона и оправдывало короля.

Теперь Лорис сожалел о своем решении, о своей зависти, своей слабости. Он ненавидел себя. Он ненавидел себя за то, что снова предал Найрию — хотя бы в мыслях, — предал Тора… и эту молодую женщину, которую был обязан защищать как король, как мужчина.