– …! – не удержался Гант.

Лампы внезапно погасли, но стрельба и взрывы не прекращались еще долго, как и крики. Кто-то уползал в темноту со скрежетом, напоминавшим звук сотни точившихся друг о друта лезвий. Ян видел какое-то мерцание, словно красный свет отражался в капельках ртути.

– Это был худер. – Мейка не спрашивала, а утверждала.

– А она знаток, – констатировал незнакомец.

Через сотню метров высокая трава сменилась густыми зарослями ревеня. Гант схватил старика за руку и тихо спросил:

– Кто это там впереди?

– Все в порядке, он ждет меня.

Голем нырнул в траву, намереваясь лично выяснить, что к чему: сегодня его уже один раз провели! Позади еще изредка раздавались беспорядочная пальба и взрывы, но крики не стихали.

– Что там творится, черт побери? – не выдержал Кормак.

– Крики – это от ужаса. Вопли тех, кого он схватил, заглушаются.

Все трое уставились на старика, тот пожал плечами и добавил:

– Обычно худеры питаются травоядными, у которых яд располагается слоями в шкуре, костях и мясе, поэтому они едят медленно и разборчиво. Говорят, жевать они не торопятся, и человек умирает только после того, как с него сдерут всю плоть до кости.

– Приглушенные крики? – пробормотал пораженный этими подробностями Апис.Старик положил одну слегка согнутую ладонь на другую и пояснил:

– Капюшон[13] – он скрывает жертву, и ее криков не слышно.

Не надо было обладать совершенными органами чувств андроида, чтобы понять, что старик был весьма странным. Если этот незнакомец не замышлял ничего дурного, тогда почему же он не назвал себя? Что бы ни представлял собой старик, он был продуктом высоких технологий Правительства и потому вряд ли мог служить Теократии. Возможно, тот, кто притаился на противоположной стороне этой округлой и покрытой мхом площадки, тоже не собирался причинить вред. Но Ганг слышал и ощущал что-то…

Инстинкт, интуиция и прочие подсознательные проявления – были ли они воспроизводимы искусственно? Для Ганта это был не риторический вопрос – подобные мысли постоянно преследовали его. Если бессознательное существует, тогда, очевидно, существуют и эго, и личность, и душа… В конце концов, хотелось раз и навсегда решить, был ли он и в самом деле прежним Брежоем Гантом, и для поиска ответа, очевидно, пришлось бы войти в соприкосновение с тонкими и отнюдь не простыми вещами.

Парень в засаде был хорош, слишком хорош для человека: он сидел так тихо, что удалось уловить только медленное и очень ровное дыхание и размеренный стук сердца. Это доказывало, что он знал о его присутствии, но притом держал себя в руках и оставался хладнокровен.