Из темноты на стене выплыл факел, вытянув из мрака три фигуры. Все в желто-синих туниках. Пентакреонцы, значит, свои.

Человек поднялся, по уставу спросил:

– Кто идет?

– Данвельд!

Данвельд – командир гарнизона третьего яруса – верховный рыцарь. Но что ему тут делать?

Данвельд подошел ближе. Факел хорошо осветил его лицо с глубокими, жестко вырубленными морщинами. В глазах было что-то торжественное, затаенное, и тусклый свет звезд, смешавшись с отблеском факела, играл бликами в темных зрачках.

– Ты свободен, ступай вниз.

Охранник сделал шаг, затем застыл в нерешительности:

– Я получил приказ от коменданта крепости и могу покинуть пост только с его разрешения.

– Это приказ коменданта.

Человек закинул копье на плечо. Много раз он так уходил со стены, но всегда – с сознанием выполненного долга. Непонятное, гнетущее чувство тревоги закралось в душу. Что же случилось? Надо бы узнать у Данвельда. Хотя его дело лишь подчиняться, а не спрашивать. Стражник подошел к ступеням. Внизу в свете чадящего факела мелькнула худая длинная фигура. Кто этот верзила? Слишком много вопросов.

Человек спустился по узкой каменной лестнице и едва не упал, споткнувшись обо что-то мягкое. Во дворе, окутанном густой тенью от стен, ничего не было видно. Охранник присел на корточки. Пентакреонец. Пальцы попали во что-то липкое. Черт возьми! Кровь! Человек рывком встал. Жуткая мысль обожгла его: гхалхалтары в крепости?! Невозможно. Но верзила? Сообщить коменданту, принять меры. Где Данвельд? Стражник взбежал на стену. Крохотный огонек факела колыхался далеко у Восточной башни.

– Сэр Данвельд! Сэр Данвельд! Тревога…

Крепкие холодные пальцы схватили его за горло, оборвав конец фразы. Человек попытался вывернуться, вцепившись в копье. Острый наконечник со свистом разрезал воздух. Копье упало в море. Упругая сила выбросила охранника вперед. Скользнув по влажным зубцам стены, пентакреонец исчез во мраке.

Внизу свирепо клубились валы.

***

Просторная комната. За столом сидят пентакреонцы и гхалхалтары. Хамрак откинулся на спинку резного кресла, прикрыв глаза. Лицо его хранит сосредоточенное выражение: он заранее уверен в победе и не боится поражения. Нет, просто король не любит крови и насилия.

А наверху: на стенах и в башнях, на воротах и в бараках – избивались неподчинившиеся.

Полководец приоткрыл глаза, устремив взор на стеклянное, застывшее пламя свечи. Она горит незаметно, оседая на серебряный канделябр, и ещё не успеет погаснуть, как оборвутся сто жизней. Сто людей не встретят рассвета.

Пять пентакреонцев, что сидели в комнате, хранили гробовое молчание. Можно было позавидовать их выдержке. Резали их братьев по ордену – никто ничего не сказал, не пожалел, все лишь упрямо смотрели на свечу, на карты на столе.