– Орден Юцио, – Падре уставился в пустую рюмку, – да, это была страшная история. Мне повезло, что я стал юцианцем уже после того, как все закончилось.

«Все» закончилось давно. Лет пятьдесят назад. А до этого, в течение столетия, Лонгвиец убивал юцианских монахов. Убивал, под настроение, когда пачками, когда по одному, мог годами не вспоминать о них, и орден вздыхал, вознося Богу благодарственные молитвы, но потом все начиналось снова.

В приступах особо дурного настроения Лонгвиец вырезал монастыри целиком. Полсотни человек – с легкостью. Не трогал только детей. Шефанго вообще не обижают детей.

Он требовал извинений. Но если первые, погибшие в начале кровавого столетия юцианские братья еще знали, за что должны извиниться перед ним, то новые поколения понятия не имели, в чем же они провинились. Орден, теряясь в догадках, теряя людей, тем не менее, держался. Соображения были простыми («И типичными для смертных», – не удержался от шпильки Тир), да, простыми и типичными: если предшественники, несмотря на убийства, считали, что извиняться не нужно, значит, извиняться не нужно.

Так оно и тянулось. Удивительно, что в этих условиях в орден еще шли новые люди. Хотя ситуация не оглашалась, и о том, насколько опасно быть юцианцем, знали лишь те, кто имел возможность получать больше сведений, чем простые смертные.

И только через сто лет начальство ордена не выдержало террора и склонилось перед сумасшедшим шефанго. Магистр попросил аудиенции, и де Фокс согласился встретиться с ним и с главами орденских служб.

– Ваша милость, – заговорил магистр, убедившись, что его не убьют сию же секунду, – соблаговолите ответить, за что мы должны извиниться?

Де Фокс долго смотрел на них, на братьев в бело-голубых рясах, смиренно стоящих у дверей его приемного зала. А потом рассмеялся. Юцианцы, наслышанные о характере Неистового, решили, что теперь они точно погибнут. Оказалось, нет. Оказалось, что им просто удалось развеселить его милость.

– Так вы, бедолаги, – сказал барон, – даже не знали, за что я вас убиваю? А ведь и правда, сто лет прошло. Что-то я не подумал… вы ж короткоживущие. Да все просто, святые отцы, ваш орден когда-то убил двух человек, которых я приказал не трогать.

– Сто лет назад? – уточнил магистр.

– Нет… – де Фокс задумался, – сто семь. Несколько лет я вам дал, чтоб одумались, а потом начал убивать.

– Мы, – сказал магистр, – приносим свои извинения от имени ордена, от имени наших почивших братьев, и каждый – от себя лично. Самые искренние извинения, ваша милость. Самые покаянные.