— Да вы, Бессон, знаете, кто вы?.. — И из его рта полилась такая брань, чему больше всего подошло бы определение «понос». Таковы оказались первые слова, которым, видимо, предстояло быть занесенными золотыми буквами на скрижали истории, — первые слова, раздавшиеся из уст первого бессмертного человека.

Жен поморщилась и отступила от Грабера подальше. Зато старый хрыч просиял и склонился поближе — до сих пор «подопытный кролик» не произнес ни слова, теперь же стало очевидно, что его реакции в порядке, мыслительный процесс худо-бедно функционирует, и при этом, что наиболее важно, умственные способности не претерпели заметных изменений. Один только ронин, которому вся тирада и предназначалась, остался невозмутим: спокойно и без видимого усилия оторвав руки Грабера от поврежденного участка, он стал внимательно наблюдать за порезом. Рунге, сообразив, что происходит, тут же к нему присоединился, судорожно лапая трясущейся рукой диагностический модуль. Даже Жен не осталась в стороне от места всеобщего внимания — приблизилась и полюбопытствовала, мужественно игнорируя изливающийся изо рта Грабера, словно из сливной трубы, поток сквернословии. Вскоре она и вовсе перестала его слышать:

В только что проделанной довольно глубокой ране нарастала новая ткань, обволакивая и соединяя поврежденные сосуды, сводя и разглаживая края. Сомнений не оставалось — клетки регенерировали с фантастической скоростью, в считанные секунды затягивая разрез. Грабер все еще орал, в то время как поодаль от раны на его ноге остались только несколько капель свежей крови, даже не успевшей свернуться.

В какой-то момент Грабер запнулся и внезапно смолк — обратил наконец внимание, что повода орать у него, собственно, больше нет.

— Вообще-то опыт с регенерацией вашего копыта нельзя считать полным, — немного растерянно, еще под впечатлением от увиденного сообщил ему ронин. — По идее полагалось бы еще отрезать от вас одну треть, а оставшиеся две трети заложить в капсулу и посмотреть, как вы там восстанавливаетесь в целое тело. Но это займет уйму времени, а у нас, к сожалению, его в обрез.

— Будьте вы прокляты, Бессон… — процедил Грабер первые более или менее пристойные слова, поправляя судорожным движением на бедрах сбившееся полотенчико. Ронин плотоядно на него покосился:

— А ведь я могу и передумать, партнер. В интересах науки…

И Грабер окончательно смолк — страшно подумать, чем ему грозило теперь такой дорогой ценой обретенное бессмертие. Тем паче что ронин уже спрашивал у профессора:

— Ну как там наш аппарат? Уже готов к новой работе? — Тот кивнул, растерянно переводя взгляд с ронина на Грабера: