– Ну? Что скажешь, гаденыш? – Холодные, злые, как у акулы, глаза уставились на Должанского с такой ледяной ненавистью, что генеральному показалось, будто выпитый им недавно кофе в одно мгновение превратился в кусок льда, больно царапающий стенки желудка. – Меня хотел обмануть? Или, может, Бина? Мразь… Да я же тебя… на лоскуты порву! Собакам скормлю!

– Нет, я этого терпеть больше не могу! – Анатолий Викторович швырнул папку с бумагами на стол и решительно повернулся в сторону негодяя.

К его удивлению, тот уже стоял перед ним.

– Не можешь? – громким шепотом спросил Уколов. – Значит, не можешь? Ты, раб, не можешь? А как же твое воспитание? Как же дрессура?

Голем повернулся к Должанскому и не гладя ткнул пальцем в грудь Филипенко.

– Или он не мобилизован? – с вызовом спросил Бронзовый. – Ну чего молчишь, падаль?

В кабинете воцарилась тишина. Филипенко понял, что дикие посетители директорского кабинета прекрасно осведомлены о том, чем занимались здесь, на ФАЗМО. Ну еще бы, этот же сам назвался големом! Черт побери, как же все глупо получилось. Он же не должен был себя так с ними вести. Он «мобилизованный»! Господи, вот что значит гордыня, взял и выдал себя. Ведь раб, киборг не может проявлять эмоции и реагировать на происходящее так, как это сделал он.

Оставалась надежда только на одно – голем не знает, что его подвергли операции… киборгизации и просто блефует, но Анатолий Викторович тут же отбросил эту мысль. Не нужно тешить себя иллюзиями, големы прекрасно знают, что делается на заводе. Если хочешь в этом убедиться, вспомни, как он назвал твою фамилию. Он же прямо с порога знал, кто есть кто в кабинете Должанского. Так получается… Господи, да они же пришли именно по его душу! «Развели гнездо»… «трансформеры»… «мобилизован»… Слова хамоватого визитера словно бы в калейдоскопе пронеслись в голове системного администратора. Нет, отпираться бесполезно, големы знают все.

Должанский тоже молчал, он понял, что пропал, еще быстрее, чем Филипенко, но в начале внезапного визита не понимал причины. Однако когда Бронзовый обратил его внимание на несоответствие в поведении Анатолия Викторовича, он догадался, что проморгал самовольщика. Хотя… какой же Филипенко самовольщик, если даже не пытается покинуть завод? Просто у человека… у раба, сильно развито чувство долга, чувство… «Да какой черт долга! – оборвал сам себя Вадим Александрович. – Какое чувство долга может быть у программы?» А киборг – не что иное, как программа, имеющая возможность двигаться и работать.

– Молчите? – не унимался Уколов. – Да, ребятки, я смотрю, вы здесь спелись! Ну ничего, сейчас вы у меня запоете! Так запоете, что…