Хейти непонимающе посмотрел на деда.

– Программа, малыш… Программа…

Человек в сером плаще еще сильнее выпрямился.

– Мы так уже долго сидим. Я против него, он против меня. Смешная ситуация получается… – Дед замолчал, не закончив фразу.

– Почему смешная? – спросил Хейти. Дед пожал плечами:

– Понимаешь, то, что я разговариваю с тобой, это ведь ненормально… Сам, наверное, знаешь, чем это пахнет и как называется.

– Наверное, знаю…

– И он, – дед мотнул бородой в сторону человека в сером плаще, – тоже… Чем-то на меня похож. Единство и борьба противоположностей.

И дед хрипло засмеялся, закашлялся, а потом продолжил:

– Получается, как будто безумие борется с безумием. Шизофрения против шизофрении. Бред, правда?

Человек в сером никак не реагировал на этот диалог, просто сидел и смотрел. Безразлично, тускло, сдерживая внутри себя кипящую кислоту сумасшествия.

– Наверное, тебя и выбрали потому, – говорил и говорил дед, хотя Хейти уже, казалось, и не слушал его, вперившись взглядом в костлявую личину сидящего слева. – Потому что ты как бы предрасположен был. Голоса разные. Ты думал, что никто не знает, а вот нет… Оказалось…

Дед на мгновение словно бы захлебнулся словами, а потом продолжил:

– Тяжело мне, малыш, просто трудно. Давит. Один я его не удержу… Без тебя не удержу… Его прервала Программа:

– В вашу задачу входит получение информации. Объект – диск, – И снова, как заводная кукла. – В вашу задачу входит получение информации. Объект – диск. В вашу задачу входит получение информации. Объект – диск. В вашу задачу…

Каждое слово причиняло боль, каждое слово ломало дыхание, каждое слово вбивало гвозди в руки… Хейти закричал, кинулся вперед, переворачивая стол. Керосинка упала на пол, треснуло стекло. На миг стало темно, но потом жадные языки пламени взметнулись к потолку, освещая тесные, как в гробу, сырые стены!!!

Хейти дернулся, уперся руками в крышку, толкнул, напрягая все силы, чувствуя, как рвутся мышцы, лопаются от натуги сосуды…

И ощутил, как голова соскользнула с локтя и упала на нары Бум!

Сон стремительно потускнел, превратился в пошленькую фоновую картинку, потерял остроту и детали. Осталось только давяшее чувство тоски…

Сидя на другом конце нар, Слесарев хрипло распевал какую-то песенку.