Воздуха не хватало, и он барахтался, упрямо пробиваясь вперед. Совсем рядом грохнул выстрел, и еще один, в голове туманилось, глаза выкатились из орбит от недостатка воздуха – но он боролся, отчаянно налегая всей тяжестью…

Что-то звонко лопнуло, раздалось, забрызгав его клейким, густым, неприятно пахнущим. Но впереди он увидел звезды, вдохнул влажный сырой воздух – и понял, что прорвался. Выскочил во двор, роняя и рассыпая последние бумаги, – оказалось, он некоторые из них до последнего момента стискивал в кулаке.

Что-то толкнуло его в спину, и он кубарем полетел с крыльца – и тут же кто-то упал рядом, приглушенно чертыхаясь, фыркая, отплевываясь, обеими ладонями стряхивая с себя клейкие поетки. Пушкин сообразил, что это кому-то из товарищей удалось вырваться следом. А там и третий шумно оступился с крыльца, ругаясь так, как может ругаться только живой, уцелевший…

Перед ними продолжались жуткие несуразности – забор, превратившийся в шеренгу отчаянно извивавшихся плоских щупалец, тянулся к лежащим, силясь схватить, опутать. Они вскочили, кинулись вперед, усмотрев слабое место: вместо калитки копошился клубок гораздо более мелких живых побегов…

Они рвали одежду, царапали лицо, но Пушкин довольно быстро, с нечеловеческой силой разрывая тянувшиеся к горлу щупальца, выскочил со двора. Тут же вернулся – и принялся руками и ногами выдирать из земли эту гибкую пакость, помогая выбраться остальным. Щупальца – правда, не все – с хрустом лопались под его напором, обрызгивая клейкими фонтанами.

Неизвестно, сколько это продолжалось. В конце концов, они обнаружили себя у деревьев, посередине аллеи, стояли, тяжело дыша, растрепанные и оборванные.

Неподалеку от них содрогался в последних конвульсиях дом. Собственно, никакого дома уже не было и в помине: вместо забора, вместо стен и крыши клубилась темная масса переплетенных щупалец, тершихся друг об друга с сухим деревянным скрежетом, и вся эта вакханалия не распространялась дальше пределов бывшего забора, так что трое обессиленных людей чувствовали себя в безопасности.

Потом над пустырем пронесся длинный тоскливый стон, тусклое зеленое сияние осветило изнутри загадочную кучу, она словно бы опала с противным лопающимся звуком, что-то затрещало, что-то мерзко хрустнуло… и вскоре, благо половинка луны выглянула из-за клочковатых туч, они увидели на месте чертова дома груду словно бы самых обыкновенных ломаных досок и покосившихся стропил.

Проходили минуты, и ничего более не происходило. Если ничего не знать, вполне можно подумать, что это равнодушные мастеровые обрушили очередное обветшавшее строение, чтобы продать его на дрова и расчистить место для новой постройки…