– Чёрт меня раздери, – оторопело промямлил Гош, – это ж…
– Какие претензии, Папашка? – засмеялась Эва. – В кои веки твоих ухарей умыли, и ты в бутылку? Может, кто поймал меня за руку? Пусть выступит, я подожду!
Теперь и Брон рассмеялся, с удовольствием наблюдая за побагровевшим толстяком.
– Что, Гош, сможешь доказать нечистую игру? – спросил он. – А нет – ты знаешь правила.
Демонстрируя завидную волю, иудей укротил свой грозный норов и даже вскинул по сторонам обе руки, придерживая Стрелков.
– Ладно, не сейчас, – угрожающе проворчал он. – Но лучше ей со мной не пересекаться!
– В чём дело, скупердяй? – с вызовом спросила Эва. – Хочешь отыграть всё и меня впридачу? Так потряси мошной!
– Почём знать, может, второй тоже твой? – огрызнулся толстяк. – Мне и докладывали о двоих.
– Второй в зале, если интересно, – парировала она. – Хватит с вас меньшенького.
– Боязно, Гош? – скалясь, ввернул Брон. – Что значит возраст! Мошонкой тряхнуть было б проще?
– Тогда кто этот? – Гош кивнул на сцену, где памятником громоздился исполин-латник, так и не сдвинувшийся с места. – Только не ври, будто самородок-любитель. Наверняка за ним кто-то стоит!
– Например, Шершни, – прибавила Эва. – Разве не их вы ждали?
– Уверена? – Толстяк перевёл взгляд на Брона. – Тогда почему его не поспрашивать?
С сожалением тот покачал головой.
– Что? – резко спросил Гош.
– Ты знаешь правила, – повторил Брон. – Если хочешь, можешь вызвать Шершня, поставив на кон его и свою свободу. Тогда допрашивай сколь угодно – если победишь. А до тех пор… – он снова покачал головой.
– Плевать на правила, – рявкнул толстяк, – если они мешают жить!
– Это ты говоришь так, – возразил Брон. – А если б так поступал, вся твоя паства давно переметнулась бы ко мне или к Винту, да и мы бы предпочли с тобой дел не иметь. Честность – наш капитал, старина, и что делать, если иногда она добавляет хлопот?
– А вот Шершни не больно-то церемонятся!
– Потому что хотят подмять всех, не считаясь с затратами. Готов ты положить половину своих, лишь бы править единолично? Вот то-то.