В старую столицу они прибыли к концу недели. Город был переполнен войсками. Их состав из трех бронированных и десяти обычных классных вагонов остановился на запасном пути Восточного вокзала, втиснувшись между двух конвойных бронепоездов. Марьяты из личной охраны «соратника» тут же заменили всю охрану и выставили посты у пакгаузов, ближайших стрелок и до самого моста. К поезду подали большой крытый «соне-бельмиль», и Птоцкий в сопровождении двух броневиков и десятка конных марьятов укатил в городской Комитет, в котором располагался штаб обороны.

Вахмистр вылез из вагона и прошелся вдоль путей. Он уже проезжал через древнюю столицу во время той войны. Это был крупнейший железнодорожный узел, который никак не могли миновать воинские эшелоны, шедшие с востока. Помнится, их в тот раз даже выгрузили и разместили в казармах столичного гарнизона. Дело было ровно за две недели до Дня тезоименитства, и их бригада должна была участвовать в военном параде. Но тут грянула катастрофа с армией генерала Ренкенфонка на Западном фронте, так что они не успели даже приступить к строевым тренировкам, как их снова загрузили в эшелон и отправили затыкать образовавшуюся дыру. Так что тот раз не в счет. Вахмистр добрел до пакгаузов, перешел пути и вышел к мосту. С высокого берега город был виден как на ладони. Расстояние скрадывало запустение и грязь на улицах, выбитые окна и выщербленные пулями фасады домов, оставшиеся в таком виде после зимних боев. Высившиеся вдали белокаменные стены Детинца на холме и золотые купола над ним, освещенные ярким летним солнцем, древние монастыри, оседлавшие верхушки остальных шести холмов (в древности столица располагалась, как говорилось в летописях, на семи холмах), бесчисленные крыши домов — все это складывалось в величественную картину, приводившую в восхищение не одно поколение художников. Внезапно вахмистр вздрогнул, словно его ударил кто-то невидимый. Панорама города вдруг померкла, заклубилась черным туманом. Вахмистр втянул в себя этот густой туман и закашлялся, вдохнув слишком много. Он вдохнул еще раз. Туман пах смертью, это была эманация смерти. Вахмистр жадно вдохнул еще и еще. Нет, определенно этот город ему нравился.

Птоцкий появился только под утро. У «соратников» была странная привычка все самые важные дела начинать никак не раньше полуночи. Недаром суеверные обыватели их втихомолку называли подручными Темного и Нечистого. Впрочем, ночные сидения вряд ли были основной причиной этих слухов, скорее так, лишним штришком.

Птоцкий прибыл не один. Вместе с ним из авто выбрался такой же худой и еще более длинный господин несколько барственного вида, с узкой бородкой клинышком, затянутый в полувоенный френч, столь популярный в среде «соратников». Он на мгновение остановился, посмотрел на стоявших навытяжку марьятов, скривил губы в улыбке, выражавшей непонятно что — то ли одобрение, то ли пренебрежение, кивнул и быстро скрылся в бронированном салон-вагоне Птоцкого. Вахмистр проводил его взглядом. От этого человека исходила такая могучая эманация смерти, что его чуть не вывернуло, как когда-то в детстве, когда отец купил ему на ярмарке большущего леденцового петуха и он так вцепился в него зубами, что сдернул с палочки и тот застрял у его в глотке. Этот человек имел более близкие отношения со смертью, чем даже сам Птоцкий. Похоже, он каждый день самолично преподносил этой старой хрычовке богатое угощение.