И услышала, как сурово шелестит лес, отпуская на покой отслужившую свое листву.

Она подобрала мешающий подол и снова побежала, уже точно зная дорогу, как знают ее кошки, умеющие вернуться домой, даже когда их насильно увозят за сотни верст.

Кошка сидела на подоконнике, изредка шевеля кончиком хвоста, и ждала, глядя в слюдяное окошко. Ждала, впервые — не его. Она навсегда попрощалась с ним еще утром, точно зная, что вечером свидеться не доведется.

Кошка чутко шевельнула ушами. Она любила смотреть и слушать, как падают листья — особенно теперь, когда осень года смешалась с осенью жизни. Она ни о чем не жалела, а уж тем более — о своем добровольном выборе в ту далекую-далекую осень, когда вот так же кружились над землей листья, лоскутным одеялом укрывая корни от зимних морозов. В конце концов, листья опадают каждый год, но дерево остается, а это главное.

Когда дружное шарканье обутых в лапти ног перебило шуршание ветра в кронах, она неслышно перебралась на край стола, дождалась, пока галдящие люди окружат избу, и спрыгнула вниз, по пути неуклюже задев горшок. Посудина, не разбившись, упала и с глухим рокотом покатилась по полу, напоследок цокнувшись о кочергу. Та упала, добавив шуму.

Кошка вспрыгнула на любимую полку, растянулась во весь рост. Прикрыла глаза и замурлыкала сама себе, перебирая лапками, как котенок.

За хозяина она больше не тревожилась.

Листья опадают каждый год.

И ежегодно — распускаются.

— Там он… там, волкодлак! — ликующе прошептал-прошипел Лесин жених после томительного пятиминутного прислушивания под дверью. — Слышно, как по горенке ходит… А ну-тка, дайте палочку какую — щеколду заклинить, чтоб не выскочил.

Ему услужливо подсунули обрезок дощечки. Быстро управившись, жених отступил от двери, примерился и, размахнувшись, первым кинул пылающий факел на соломенную крышу избушки.

Леся наткнулась на него, спящего, неожиданно для них обоих.

— Ну что тебе еще от меня надо? — хрипло спросил он, садясь и протирая заспанные глаза.

— Там… тебя… жечь пошли! — выдохнула она, сгибаясь в вынужденном поклоне — не ему, колотью в пояснице.

Только листья прыснули в стороны. Леся так и не поняла, человек или волк подорвался с места, подхлестнутый недоброй вестью.

«Кошка, — запоздало вспомнила она. — И далась ему эта кошка! Другой так о жене не печется…»

Она не успела опомниться, а ноги уже понесли ее за исчезнувшим в чаще ведьмарем, в тщетной попытке догнать, остановить, спасти.

Да куда ей догнать волка, опередить ворона! Леся бежала все медленнее и медленнее, каждый вдох больно отдавался в боках, воздух уже не насыщал легкие — сжигал.