Где-то в стороне от дороги завыл кугуар. Похоже, для диких зверей наступили благословенные времена, совсем как в далеком прошлом. Мало кто из людей сейчас в состоянии подняться в горы, чтобы поохотиться, как раньше. От мысли, что ящеры принесли Земле пользу, Йенс почувствовал себя как-то странно и сжал руки на обтянутом черной кожей руле велосипеда. Лично ему ящеры не сделали ничего хорошего. Если бы они остались на страницах бульварных журналов, где им самое место, они с Барбарой никогда не расстались бы. Он обязательно с ней поговорит, когда вернется в Денвер — и с Сэмом Игером. Ларссен представлял себе этот разговор с тех самых пор, как отправился на запад.

Он снова потянулся за спину и погладил рукой ствол винтовки.

Прежде чем он успел добраться до Айдахо-Спрингс, стемнело, и начался снегопад. Ларссен продолжал ехать, пока не достиг брошенной машины, стоящей посреди дороги.

— «Кадиллак», — сказал он и подъехал поближе.

Здесь будет удобнее, чем в большинстве других машин, мимо которых он проезжал.

Окна и двери «Кадиллака» были закрыты, словно его хозяин не сомневался, что обязательно вернется и заберет свою собственность. Йенс с удовольствием разбил прикладом винтовки окно у водительского места, открыл дверь, которая заскрипела на ржавых петлях, и потянулся к замку задней двери. После этого он аккуратно закрыл переднюю дверцу. «Наверное, нужно было выстрелить в замок, чтобы через дыру в окне внутрь не задувал холодный воздух, — подумал он. — Может быть, поискать другую машину?»

— А, плевать, — сказал он громко.

Он выбил стекло не целиком и все равно открыл бы окно, чтобы не задохнуться. Даже если в «Кадиллаке» отвратительно воняет сыростью, лучшего места, чтобы разложить спальный мешок, не найти. Заднее сиденье оказалось длинным и достаточно широким, здесь было бы отлично заниматься любовью. Впрочем, владельцы «Кадиллаков» вряд ли балуются со своими подружками на заднем сиденье автомобиля.

Ларссен развернул спальный мешок и достал из рюкзака, привязанного к багажнику велосипеда, пару шерстяных одеял. У него осталось немного хлеба и домашнего масла, которое он купил в Табернаше. Он перекусил, подумав о том, что в последнее время отвратительно питается и потому стал похож на тощее пугало.

Затем он залез в спальный мешок, положил сверху одеяла и довольно быстро согрелся. Винтовку он устроил между сиденьями.

— Пусть только кто-нибудь сунется, он об этом горько пожалеет, — заявил он.

На следующее утро Йенс проснулся, толком не отдохнув. Вокруг царила звенящая тишина, которая его страшно удивила. Казалось, будто вчерашний снег укрыл весь мир толстым покрывалом из белых перьев. Когда он садился на велосипед, тихий скрип пружин стал единственным звуком, нарушившим безмолвие утра.