— О чем вы так смеялись? — спросила она.

Гольдфарб почувствовал облегчение, услышав скорее любопытство, чем подозрение в ее голосе. Он рассказал ей всю правду: если бы он этого не сделал, она узнала бы все от Сильвии. Наоми рассмеялась тоже.

— Сильвия такая забавная, — сказала она, а затем, понизив голос, добавила: — Временами, может, даже и слишком забавная, ей во вред.

— Кому во вред? — спросила Сильвия, вернувшись с дымящейся куриной ножкой на тарелке. — Значит, мне. Я слишком много шучу, да? Клянусь Иисусом, скорее всего так. Но я не шучу, когда говорю, что этот цыпленок обойдется тебе в две гинеи.

Гольдфарб полез в карман за банкнотами. Со времени нашествия ящеров цены головокружительно взмыли вверх, и жалование специалиста по радарам и близко не соответствовало им. Но даже теперь бывали времена, когда паек, который он получал, уже не лез в горло.

— Между прочим, — спросил он, положив деньги на стойку, — а на что получше я бы мог их истратить?

— На меня, — ответила Наоми.

Если бы такой ответ дала Сильвия, то он был бы откровенно корыстным. Наоми же не беспокоило, что у него нет доходов маршала авиации. Это — как и многое другое — и делало ее такой притягательной для Дэвида. Она спросила:

— У тебя есть новые сведения о твоем кузене, о том, который делал радиопередачи для ящеров?

Он покачал головой.

— Моя семья выяснила, что он пережил нашествие, — это все, что я знаю. Но вскоре он, его жена и сын исчезли. Никто не знает, что с ними стало.

— Никто не знает, — повторила с осуждением Наоми, а Гольдфарб вцепился зубами в цыплячью ногу. — Может быть, никто не говорит, но кто-то ведь знает. В этой стране люди беспричинно не исчезают. Иногда я думаю: вы не знаете, как вам повезло, что здесь все обстоит именно так.

— Я — знаю, — сказал Гольдфарб, и через мгновение Наоми кивнула, соглашаясь с ним. Он улыбнулся ей, хотя и кривовато. — В чем же дело? Ты снова принимаешь меня за англичанина?

Слегка волнуясь, она кивнула снова. Он перешел на идиш:

— Если мы выиграем войну и у меня будут дети, а может быть, и внуки, они будут принимать это как само собой разумеющееся. Мы… — Он покачал головой.

— Если у тебя будут дети, а может быть, и внуки… — начала Наоми и остановилась.

Война ослабила моральные нормы всех, но они все же находились не на передовой. Гольдфарб иной раз об этом жалел.

— Не нальешь мне еще пинту, пожалуйста? — попросил он.

Временами тихий разговор — или короткие реплики, которыми они обменивались в промежутках между обслуживанием других посетителей, — был не хуже любого другого, а может, даже и лучше.