Ар'алани приподняла брови.
— А почему вы вдруг заторопились домой?
— Мы торговцы, — напомнил Кар'дас. — Это была интересная и полезная экскурсия, но груз, что в нашем трюме, нужно было доставить давным-давно.
— Груз, к которому вы с удовольствием добавите пиратскую добычу.
— Да, но лишь потому, что клиенты потребуют выплатить пеню за задержку, — объяснил Кар'дас. — Мы не сможем расплатиться без тех предметов, которые просит капитан Кеннто.
— Надо было подумать об этом заранее — до того, как вы решили остаться, — сказал Трасс. — В любом случае вопрос с ценностями придется отложить до тех пор, пока трибунал не примет решение. Если моего брата признают виновным в нарушении военной доктрины чиссов, он будет не в состоянии отстаивать ваши интересы.
— Ясно, — подавленно произнес Кар'дас. — И сколько времени может занять судебный процесс?
— Зависит от того, как быстро я смогу собрать сведения об обеих битвах, — сказала Ар'алани. — Как только я это сделаю, я созову военный трибунал.
«Иными словами, несколько недель. Возможно, месяцев.»
— А каков сейчас статус командора Митт'рау'нуруодо?
— Я буду осуществлять надзор за его действиями и визировать все его приказы, — сказала Ар'алани. Адмирал еле заметно кивнула Трассу. — По просьбе синдика Митт'рас'сафиса.
Кореллианин бросил взгляд на Трасса, и по затылку поползли мурашки. Прогноз Трауна вновь оправдался на все сто процентов.
— Вы поступите так с собственным братом?
На лице Трасса заиграли желваки; однако ответил не он, а Ар'алани:
— И я, и синдик Митт'рас'сафис симпатизируем командору Митт'рау'нуруодо, — произнесла она ровным тоном. — Мы лишь хотим защитить командора от его собственного чрезмерного рвения и таланта.
— От чрезмерного таланта? — Кар'дас фыркнул. — Это что-то новое.
— Он одаренный тактик и командир, — сказала Ар'алани. — Но если его не сдерживать, он зайдет слишком далеко и закончит свои дни в ссылке. Какая тогда будет польза от его способностей?
— А вагаари пусть убивают и жгут, сколько вздумается?
Ар'алани отвернулась.
— Хорошо это или плохо, мы не вправе вмешиваться в дела других, — сказала она. — Мы не можем и не будем доверяться эмоциям, которые мы могли бы испытывать по отношению к жертвам тирании.