А я уже умирал не столько от голода, сколько от любопытства. В голове моей не было ничего, кроме вопросов. Хотя надежда на то, что это несколько затянувшийся розыгрыш, все-таки оставалась. Мафусаил и Элизабет сговорились. Хронометр перенастроили. Уж кто-кто, а это хвостатый метакот и не на такое способен… Но куда эти шутники могли спрятать Стражей? А М-поле, как экранировали?… И потом, с чего вдруг Мафу так насобачился по-человечьи гутарить? До сих пор был известен только один случай в истории…
Ответы я получил только, когда моя команда утолила желудочную неудовлетворенность. После чего было предложено перебраться в кают-компанию, где были специальные диваны, приглушенный свет, репродукции картин лучших художников, не старше девятнадцатого века, а для кота – настоящая кошачья лежанка. Еще там была небольшая библиотека и бар с освежающими напитками. И никакого напоминания о космосе, если не считать осточертевшей невесомости.
– Ну, Мафу, – сказала Лиз, выудив из бара мягкую колбочку с грейпфрутовым соком, причем, одну, эгоистка! – Крути свое кино!
Метафелиций с откровенным неудовольствием выбрался из фиксирующего кармашка своей лежанки, и всплыл над ореховой столешницей большого овального стола в центре кают-компании. Я с интересом ждал, как это кот начнет «крутить кино». Мафу нелепо распластавшись повисел в воздухе, а потом подобрал лапы и замурлыкал: сначала тихо, а потом все громче и громче. И от этого мурлыкания перед глазами у меня поплыло, а уши заложило ватой необычайной тишины. И сквозь эту тишину, вернее, на фоне ее, возник истошный вой сирен боевой тревоги, кают-компания превратилась в рубку, а вместо полотна Рембрандта, появилось зеленое пятно ослепшего эхоскрина, на котором нельзя было ничего разглядеть, кроме гигантской туши Космической Маугли, которая…
…протянула руку и подхватила безжизненную тушку Мафусаила.
– Господи, Виг, – пробормотала она. – Он же… он же совсем холодный!
Все еще одурманеный видениями, я не сразу понял, что говорит Лиз.
– Да очнись же ты! – крикнула она. – Мафу умер!
– Как умер?! – всколыхнулся я. – Он же бессмертный!
– Вот тебе и бессмертный, – сказала сквозь закипающие слезы супруга. – Что мы скажем Шуру? А Саньке? Ведь они же так его любя-ат…
– Да постой ты! – выкрикнул я. – Дай мне его! Я его… в медбокс…
Лиз порывисто протянула мне тело трехсотлетнего кота, сама при этом отлетела к стене и сшибла минирепродукцию «Ночного дозора».