Подбегая, я видел, как Грейс ловко увернулась от удара ножом в спину, соединив маневр с ударом коленом в грудь другого громилы. Тот упал, распластавшись в уличной пыли. Грейс быстро пригнулась вбок, и очередной удар пришелся по воздуху. Ее нога вновь соприкоснулась с лежащим. Громкий хруст свидетельствовал о переломе носа. Громила больше не шевелился. Он был без сознания. Из сломанного носа хлестала кровь.

Третий, вооруженный ножом, скалился на нее и нарочно дразнил, вертя лезвие между пальцами. Пока Грейс следила за ним, второй Зверь сбил ее с ног и занес над ней самодельную дубинку, метя прямо в лицо. Он успел поднять руки для замаха, и в этот момент я накинулся на него с разбега. Потеряв равновесие, громила перелетел через Грейс и рухнул на тротуар.

Я тут же прыгнул на него и придавил собой. В ноздри ударило отвратительное зловоние давно не мытого тела. Не теряя времени, Зверь попытался сбросить меня, но я сумел пригвоздить его к земле, ударив кулаком в челюсть. Мои мышцы напряглись. Я бил еще и еще. После каждого удара руку обжигало отдачей. Мой противник был не из слабых. Сдаваться он не собирался и, улучив момент, вдруг ощутимо ударил меня в челюсть. Удар рассек мне губу. По подбородку потекла тонкая струйка крови.

– Какая миленькая у тебя подружка, – нагло произнес он, выпучивая на меня глаза.

Я снова ударил его по лицу. Голова Зверя склонилась набок. Он выплюнул кровь и презрительно захохотал. Его глаза скосились в сторону. Там Грейс вела поединок с обладателем ножа. Она в очередной раз увернулась от удара и сама ударила локтем ему по руке. Снова послышался громкий хруст. У громилы была сломана рука.

Через несколько секунд он почувствовал боль и взвыл, как настоящий зверь. Нож выпал из руки, превратившейся в плеть.

– Ах ты, поганая сука! – заорал громила.

Грейс молча ударила по той же руке, но теперь ногой. Вереща от боли, громила упал, хватаясь за неестественно вывернутую руку.

– Вздорная у тебя девка, – заявил тот, кого я держал придавленным к земле. – Не дождусь, когда влезу на нее и всласть попрыгаю.

Мгновением позже, когда услышанное прорвалось в мозг, во мне что-то надломилось. Кулаки сами находили, куда бить, и били без устали.

– Не смей… (удар) даже… (еще удар)… смотреть на нее! (Хруст.)

Моя грудь тяжело вздымалась. Только сейчас я сообразил, что громила больше не шевелится. Из лепешки, некогда бывшей его лицом, хлестала кровь. Его кровью были перепачканы мои руки. У меня ломило костяшки пальцев. Я с дрожью смотрел на содеянное, отчасти стыдясь потери самообладания.