— Красненьким? — съязвил Гош.

— Ты бы хоть помолчал. Есть вопросы с телефонного чемпионата.

— Почему бы и нет?

Ирина достала из сумочки несколько листков.

— Так, — сказала она. — Слушаем. Позируя художнику Миллеру…

— Мюллеру?!

— Борману!!! Миллеру. Позируя художнику Миллеру, он сказал. «Я совершил в этой жизни немало славного, и никого не сделал несчастным. Не подписал ни одного смертного приговора. Бывал мал, бывал велик». Ну? Время.

— Ребята! — воскликнул Рогалик, патетически воздевая руки к небу.

— Ребята! Да это же Зигмунд Фрейд!

У Зойки сделалось такое лицо, как будто ее сейчас вырвет. Любимов заржал. Ирина закатила глаза. И только Лешечка блаженно улыбался.

— Так, — вздохнул Гош. — Отставить разминку. Пошли-ка, друзья мои, в тенек. Знатоки!

— Ничего, — повторил Любимов, вставая. — Оклемаются.

— Так кто же это все-таки был? — спросила Зойка.

— Тебе же сказали — Борман.

— Это был Потемкин, — уверенно заявил Гош.

— Точно Потемкин? — строго переспросила Ирина, заглядывая в ответ.

— Ну, может быть, Суворов. Хотя сомнительно.

— Гошка, это был Суворов.

— Обидно. Не взяли.

Позади Лешечка и Рогалик, хихикая, поддерживали один другого.