— Потерпи, Кин, — постарался подбодрить я своего спутника. — Мы уже почти добрались…

Из-за поворота бетонного коридора показалось несколько голов, и я, не целясь, выпустил целую очередь лазерных вспышек в том направлении. Головы тут же убрались, и я услышал, как чей-то знакомый голос изрыгнул чудовищную брань в мой адрес. Видимо, это был Коньяк, под руководством которого охранники пытались не дать мне вырваться вместе с маньяком из Пенитенциария на свободу.

— Теодор, я умру? — снова заныл Изгаршев, наваливаясь на мое плечо всем своим, почему-то всё возраставшим, весом. — Ну скажи, я умру, да?

— Нет, — успокоил его я. — Ты не умрешь, Кин. Ты так здорово держишься, Кин, что просто не можешь взять и откинуть копыта, когда мы уже почти пришли к цели!.. Давай, передвигай ногами, а то нас прихлопнут здесь, как мух на голой стене!..

Мы поплелись дальше по коридору. Помещение с Установкой располагалось в конце коридора, и я очень надеялся, что никто из моих коллег не догадается, что я волоку Изгаршева именно туда, а не на лестницу запасного выхода, чтобы по ней спуститься в подвал, где располагается стоянка турбокаров.

Щека у меня саднила — там, наверное, кровоточила глубокая царапина, заработанная мной в ходе борьбы с дежурным по операционной, — а костяшки пальцев я ободрал до крови, когда кулаками разгонял юнцов-стажеров…

Всё вышло совсем не так, как я планировал, и от этого на душе было скверно. Получалось, будто я предал своих товарищей ради отвратительного негодяя, но иначе поступить я не мог… Особенно после того, как вызванный в операционную Аксель Комьяк без лишних слов вытащил из кобуры свой любимый “люгер” и, передернув затвор, предупредил меня, что если я сделаю хоть одно неверное движение, то он, не задумываясь, пристрелит Изгаршева прямо на операционном столе. Я же не мог допустить, чтобы на моих глазах расстреляли лежачего, не способного к сопротивлению и в данном случае ни в чем не виновного человека — даже если этим человеком был серийный убийца, отправивший на тот свет множество людей!..

Каким-то чудом мне удалось невозможное. В частности, я сумел обезоружить Коньяка — правда, он все-таки произвел один выстрел, ранивший Кина. Мне удалось пробиться с Изгаршевым к выходу из операционной и, то и дело отстреливаясь от наседавшей охраны Пенитенциария во главе с очнувшимся Коньяком, перебраться в третий корпус…

Я не знал, скольких своих сослуживцев мне пришлось ранить или даже убить за время этого трудного пути (хоть я и старался ни в кого не попасть, но лазерные лучи непредсказуемо отражались от отполированных до зеркального блеска стен и силовых барьеров ячеек, и время от времени в рядах наших преследователей раздавались особо злобные крики в мой адрес). Но зато я знал, что, если мне и суждено погибнуть сейчас, совесть моя будет чиста…