В Объединённом штабе, который сейчас сосредоточился именно на нашем перспективном направлении, царила некоторая неопределённость. Достигнутое перемирие длилось уже двое суток и к исходу завтрашнего дня исчерпывалось.

Дальнейшая судьба огромного количества людей двух цивилизаций, взявших в руки оружие, должна была решиться завтра в полдень. Именно на этот срок оговорили продолжение переговоров.

Все на свете события, даже те, которых ожидаешь больше всего и не веришь в то, что они возможны, – однажды происходят. Причём, происходят до обидного буднично. Без салютов в небе. Без оркестров в сотню труб. Без неистовых карнавалов в честь. Однажды невозможное и желанное подкрадывается сзади на цыпочках и закрывает тебе ладонями глаза. И ждёт: угадаешь ли?..

Когда это произошло со мной – я опешил настолько, что сначала напрягся до хруста в затылке. Но, сразу же ощутив мягкость ладоней и тепло вместо угрозы – безвольно обмяк, боясь поверить в свою догадку…

– Только не говори, что… это… ты… – пробормотал я. – Я не смогу…

– А если… всё-таки… скажу? – возник парализующий мысли шёпот у самого уха.

– Я не смогу… в это поверить…

– Я подожду… столько, сколько нужно… лишь бы хватило жизни…

Больше у неё ни на что не хватило терпения.

Скользнув у меня под мышкой, она возникла перед глазами, как маленькая фея, явившаяся исполнять потаённые желания. И тогда я выдохнул.

– Амри-и-и-и-и…

Она показалась мне ещё меньшей, чем была – чуть выше моего плеча. Смотрела снизу вверх, маскируя волнение ироничной улыбкой.

Мне на мгновение показалось, что я опять начал жизнь с чистого листа, провалившись во вчера. С той поры пролетела уйма веков. С той поры я потерял двух настоящих друзей, двух боевых побратимов. С той поры как… я увидел ЭТИ ГЛАЗА… там, в простреливаемом насквозь коридоре Узлового терминала…

И вот – опять.

Я глядел в Неё. В эту женщину-ребёнка… И знал её имя. И знал, что на мой язык это переводится как угодно здорово: Судьба, Половинка и, может, как-то ещё. Я смотрел на неё, на всё такую же принцессу из дальних, пыльных от осевшего осадка времени стран. И опять её глаза плыли над моим миром. Восходили на небосвод всё тем же невозможным двойным серо-голубым солнцем, дарили не жар, а прохладу, и уплывали за горизонт. Восходили. Дарили. Заходили. Снова и снова. Эти благостные циклы перемежались чёрными неощутимыми вспышками – я моргал! И снова и снова восходило двойное солнце…

Мне показалось, что я сошёл с ума! Что я по знакомству помещён в элитную специализированную клинику. И в моей палате – полный комплект известнейших людей. Был здесь непременный Наполеон – невысокий мужичок в треуголке и с амбициозным взглядом, так и выпрыгивавшим из глазниц вместе с глазными яблоками. Был Георгий Константинович Жуков, один к одному как на давних фотографиях – суровый лик победителя фашизма, облачённого в кожаный реглан. Да и кого тут только не было! Они мелькали каждый день перед глазами, словно самим своим видом – чем не гениальная задумка докторов?! – говорили: ты же болен, дружище! Они убеждали меня в минуты депрессии: так не бывает, чтобы все сразу и все рядом с тобой. Они смотрели на меня, словно вопрошали: а сам-то ты кто? А. А. Дымов? Подполковник российского спецназа? Ну-ну… Мог бы придумать чего и попроще, меньше было бы хлопот, чтобы правдоподобно «косить».