Эта планета не вращалась вокруг собственной оси, она была всегда повёрнута к светилу одной и той же стороной, на которой царил вечный день. На противоположной стороне господствовала тьма. Белая Чиккавилья неспешно и величаво роняла свой, рассеянный по весям свет, выхватывая из космической мглы диск планеты, на синевато-зелёном теле которой проступали вздутые жилы-контуры материков.

…Он очнулся от затянувшегося созерцания мира, чем-то напомнившей родную Землю. Каким по счёту за сегодняшний день был этот бросок сквозь внемер? Сколько их ещё предстоит? Сначала он просто уходил от возможного преследования. Потом запутывал следы. Потом боролся со своим горем, стараясь не вспоминать Ирý и от этого вспоминая её всё чаще и чаще. Он знал, что теперь она навсегда обосновалась в нём, и в прямом, и в переносном смысле. Вот только никак не мог решиться трансформироваться в её облик, использовать ЕЁ матрицу, чтобы познать всё, что она ему не досказала и, тем более то, что не собиралась говорить вовсе. Этой недоговорённости он боялся как огня.

Но деваться было некуда. Зачем же он тогда забирал жизнь любимой…

Прокадываясь в эту точку, он наконец решился, будто отчаянно бросился одновременно в две абсолютно несовместимые крайности – неосязаемо-рыхлое «ничто-нигде-никак» внемера и пьянящую погибель убитой им вселенной по имени Ирá…

Иван посмотрел в зеркало, огладив рукой голову, при этом автоматически положил другую руку на пульт, чтобы отдать команду звездолёту идти на сближение с планетой…

Из зеркала на него смотрело… до нестерпимой боли… до нервной дрожи… знакомое лицо…

Миловидная невысокая женщина со скуластым лицом, повторив его жесты, устало провела ладонью по голове, начисто лишённой растительности. Огладила, снимая излишнее напряжение. В её раскосых глазах, похоже, навсегда обосновалась зримая грусть. Глядя на него, она пробежала пальцами по сенсорной плите пульта управления.

По его телу пробежала крупная дрожь…(Внутри у неё все бурлило)…

Он расширил глаза… (Её взгляд вспыхнул)…

ОН, будучи сейчас ЕЮ… чувствовал себя СОБОЙ, но, устремляя К НЕЙ свои мысли… знал и как ОН думает, и как ОНА их воспринимает… казалось, ОН изнутри смотрел наружу… на НЕЁ… и всё ещё не мог осознать, что это и есть ОН сам… и есть ОНА… всегда будет…

Внутри него скрутились в жгут ДВОЕ. Один плюс одна!!!

…Это напоминало созерцание водной глади на том земном, далёком теперь, Ржавом Озере, незадолго до сражения с лабианцами. Он помнил эти ощущения так явственно, как будто пережил их только что… Сначала взгляд, растерявшись от перспектив огромного пространства, метался, скользил по поверхности. Сначала различались лишь отражающиеся облака да рябь мелких волн. Потом, набегавшись, взгляд попытался проникнуть в толщу воды, но выхватывал только плавающие листья и редких рыбёшек, проблёскивающих на этом фоне. Зато далее, умиротворённый притихший взгляд, словно разбухнув от избытка влаги, начал тонуть, постепенно оседая на дно. И вот тут-то случилось непонятное – дно неожиданно начало всплывать! Проступать сквозь толщу воды…