— Нет, это
Я напряглась. А он шагнул вперед, нависая над доктором. Роста чуть ниже среднего, он вдруг показался огромным, готовым заполнить собой эту комнату.
— Три года, мать вашу! Три года! Люди мерли, как мухи, на нас охотились, как на зверей… И никто. Никто не помог.
Грэй сидел, будто камень. Очень спокойный и внимательный камень.
Влад чуть отступил. Отвернулся. Голос зазвучал приглушенно, командирские нотки исчезли:
— Знаете… когда-то я думал — это не может, не должно продлиться долго. Пару месяцев, максимум полгода… Даже когда взяли Москву, когда танки Гусакова размазали по асфальту последних баррикадников — все ждал чего-то. Какого-то хитрого маневра, неожиданного поворота… Есть же Правительство Национального Спасения, есть ещё куча умников. Не мне, лопуху, чета… — Он хрипло засмеялся, оборачиваясь к нам: — Даже в лагере выжил, потому что верил… — В светло-голубых глазах Влада — ни ярости, ни упрёка. Лишь усталость. — Сбежал… Вернулся в Москву… Учил гражданских. Прятаться, стрелять, выживать. И всех — и малых, и стариков — учил ждать. Каждый дохлый натовец, каждый пристреленный полицай, о котором трубило телевидение, — были надеждой. Ещё немного… Ещё… Вот-вот начнется. — Лейтенант передёрнул плечами: — Три года прошло. Ничего не изменилось. Нас опять убивают. А герои-подпольщики первыми драпают. И прячутся под землю. Как крысы.
— Я был на баррикадах в 2012-м, — сухо отозвался Грэй. — Но я не стану рвать на себе рубаху. И доказывать ничего не стану. Чем меньше ты будешь знать, Влад, тем лучше. Не считай себя единственным солдатом на этой войне.
Опять повисло молчание.
— Уходите, — махнул рукой лейтенант, — задерживать не буду.
Доктор встал с ящика. Кашлянул:
— Полиция ещё не успела стянуть силы. Оцепление не такое плотное. Если прорываться, то лучше сейчас.
— У меня всего двенадцать автоматов, поморщился Влад, — и на каждый — по одному запасному «рожку». Три гранатомета. Кое-кто, может, и прорвется. Но для остальных, безоружных, — верная смерть… Даже под землёй у них больше шансов…
— Там они задохнутся. По-твоему, это легче?
Седой не ответил. Молча, тяжело опустился на ящик. Уперся подбородком в сомкнутые пальцы. Ни меня, ни Грэя он уже не замечал. Словно нас здесь не было. Словно невидимая черта уже отделила нас. Живых от мертвых.
Доктор шагнул к выходу. Наши взгляды встретились. Доктор тоже все понимал.
Да, Влад прав. Мы ведь сражаемся не за призраки. Не за тень великой, уничтоженной страны. Она никуда не исчезла, наша страна. Как бы ни старались вытравить её имя с географических карт. Она жива, пока живы люди.