— Трио, — охотно отвечаю я.
— Что-что, — он от изумления чуть не падает.
— Отдел особых операций при штабе ВВС Сибири, — подчеркнуто медленно говорю я. — Старший координатор Валинецкий.
Секундное молчание, и глаза, которыми он видит не меня, говорят о многом — почти обо всем. Сейчас он начнет врать, и я его опережаю.
— Господин полковник, — наобум говорю я и, кажется, попадаю в десятку, — мы прекрасно знаем, кто вы и чем занимаетесь. Дело, однако, в том, что… — я посмотрел на часы, — тридцать две минуты назад мы получили неопровержимое доказательство того, что вас недоинформировали о характере радиофугасов, тралением которых поручили заниматься… — у меня начинает медленно плыть перед глазами, я нашариваю стул и сажусь, хорошо бы лечь, но это нереально. — Дело в том, что один из них представляет собой плутониевую мину мощностью восемь килотонн и, по нашим данным, установлен где-то в районе сибирского посольства…
Вы понимаете, надеюсь, что акция наша носила вынужденный характер и имела целью предотвратить злодеяние, которое иначе бы…
— Всем к стене! — оглушительно кричит Антон, а я мягко, как в вату, падаю на пол. В глазах уже почти темно, но сквозь эту темноту я еще вижу, как в дверь косо входит Серега, а с ним кто-то такой знакомый…
— Феликс, — ласково шепчу я сквозь липкую сладость во рту, — как хорошо, что и ты здесь…
Год 2002. Михаил
Год 2002. Михаил
28.04. 04 час. 25 мин Константинополь, улица Осман-паши, дом 322
28.04. 04 час. 25 мин
Константинополь, улица Осман-паши, дом 322
Мне дали немного поспать. Лучше бы не давали. Или оглушили каким-нибудь мозгодавом. Рана болела, но это было не главным. Совсем не главным… Надеюсь, я хотя бы не кричал во сне.
Это была одна из конспиративных квартир контрразведки: небольшой флигель в глубине квартала смешанной евроазиатской застройки. Ночью нас впустил невысокий щуплый человек в круглых очках. Оружия у него не было, но по тому, как он двигался, становилось ясно, что в простых случаях оружие ему просто ни к чему.
От входа вели две лесенки: вверх и вниз, в полуподвал. Внизу двигались тени и раздавались приглушенные голоса. Часто и вперебой попискивали то ли раухеры, то ли пульт селектора.
Меня отвели наверх и уложили на диван. Зойкой занялась какая-то дама. Зойка просто позволяла передвигать себя.
В половине пятого я поднялся, вконец истерзанный собственными снами.
Преследовавшее меня чувство: что о чем-то важном я фатально забыл, — вдруг оформилось.
Я умылся. Причесываясь перед зеркалом, всмотрелся в отражение. Красные глаза, опухшие веки. И это, в общем-то, все. Если судить по внутренним ощущениям, должно быть гораздо хуже.