Светлый фон

— Двадцать минут так двадцать минут, тебе виднее. Как угодно. Все может быть. Просто я перепугался, что там с тобою что-то… Глупость какая, верно? Как только в голову могло прийти.

Глава 28

Глава 28

Он успел в Москву до закрытия вещевок, переоделся и побрился в салоне «Альфы-Ромео», которую потом бросил там же, на Новоясеневском, прямо под щитом с планом. В неположенном месте поставил нарочно, из чувства протеста.

«Я знал, что меня не тронут по дороге обратно. Как заранее знал и то, что по пути туда следовало соблюдать предельную, пусть иногда чрезмерную осторожность.

Это не назовешь даже интуицией, я ошибался, принимая это за озарения. Просто я действительно теперь все знаю

ОНА была права. Впрочем, ОНА права всегда, и глупо надеяться, что в этот раз будет не так. Но я все-таки надеюсь».

В вестибюле метро, перед эскалатором, он купил у томной скучающей девицы большой букет садовых ромашек. Они были огненно-рыжие по краям и черные к сердцевине, которая светилась, как догорающий уголь.

«Я надеюсь на чудо и оттягиваю неизбежное. Надеюсь, что Лена окажется дома, и оттягиваю момент решения, после которого пути назад уже не будет. Тогда почему я не позвонил прямо от метро? Лене, а не по тому странному одиннадцатизначному номеру, который вдруг «проступил» у меня, — семь, щелчок и еще четыре, — не назвал себя и не договорился о встрече, на которую обязательно согласятся?.. Не обманывай себя, пути назад у тебя уже нет и никогда не было».

Он ехал от самого начала линии и мог занять любое место в пустом вечернем вагоне, идущем от спальной окраины в центр. Букет он держал на коленях. Он и купил-то его, чтобы производить впечатление человека, едущего на позднее свидание. Поразительно, как бывают важны такие мелочи.

«В тебе проснулся инстинкт дичи, удирающей от охотника. Еще две недели назад ты сам был охотником, и тебе это нравилось, и особую остроту придавало, что последнюю точку ставишь все-таки не ты. Загадка поиска, азарт погони, прелесть безнаказанности. Ты все пела, это дело, так поди же…»

На противоположную скамью села женщина, чем-то похожая на Лену. Такая же темненькая, округлая. С ней был мальчик лет пяти.

«Лена. Ну подумай, что ты о ней знаешь? Нет, не о том даже — знаю или нет, но — что она тебе? Вообще — что? Женщину любят, если при одном взгляде на нее щемит сердце от нежности и непонятной грусти и хочется держать ее за руки или лишь коснуться ладонью щеки. Еще женщину любят, если она — друг и ты видишь, как много значишь для нее и как многим она для тебя жертвует и готова жертвовать еще. Любят женщину и за огонь, который она в тебе разжигает, особенно если ты знаешь, что этот огонь — только твой и ее. Правда, это не длится всегда или хотя бы долго. Любят мать своих детей, тем более если она хорошая мать, но такого на твою долю не выпадало. Любят все это по отдельности и в разных сочетаниях. Так, в разных сочетаниях, ты тоже когда-то любил, но потом от этой любви остались одни сочетания. Потом, когда пришла Сила, не осталось и сочетаний, и все сделалось похоже — когда бывало — на пошлые сцены с заранее известным финалом либо на профилактические процедуры. И вот появилась женщина, про которую тебе точно известно, что тебе ее не удержать, и ты с этим уже согласен и хочешь только хотя бы сберечь ее для нее самой…