— Только страшилки не травите, если вдруг скучно станет, — то в шутку, то ли всерьез попросил Юрка. — А то если кто-то разбудит меня испуганным истеричным воплем, то я сначала врежу, а потом буду смотреть, кому и по чем попало…

Все натянуто захихикали, показывая друг другу, как им всем весело, ничуть не страшно, и как хорошо они держатся.

Едва Роман натянул на плечи спальник и пристроил голову на рюкзаке, как железобетонной плитой навалился тягостный сон. Он слепил глаза резкими контрастами: в нем был офис со светлыми стенами и темной мебелью, из-за опущенных белых жалюзи снаружи пробивался настырный солнечный свет; воротник сорочки — жесткий, словно оторванная от жалюзи планка, — натирал Роману шею, а до конца рабочего дня оставалось еще невероятно долго. Рядом с Романом в офисе топтался непривычно выглядящий Генка — с длинными волосами, как на фото из личного дела, в костюме и галстуке; из-за его спины высовывался оператор с камерой на плече. Генка весело и шумно болтал, изображал радость от неожиданной встречи — и ему это вполне успешно удавалось; а Роман изводился от неловкости. Он понимал, что совершенно ничего не помнит о событиях, о которых сейчас трещит Генка, но никак не мог улучить момент, остановить поток фраз и ввернуть словечко. Да еще и не пойми почему было стыдно признаваться при операторе о своих провалах в памяти. Роману казалось, что за подобную «забывчивость» его осудят все — даже этот совершенно посторонний человек. Это чувство было до того странное, непонятное и неприятное, что Роман во сне растерялся, и никак не мог решить, что лучше — промолчать или признаться. Там, в «сонном» офисе он хорошо помнил, как они вчетвером уходили из «Вымпела». А дальше следовал провал, после которого Роман увидел их троих — себя, Генку и Завхоза — уже за периметром. Бена не было. И Ромка совершенно не помнил — куда тот подевался? А Генка все болтал и болтал о последних новостях от Завхоза, о том, как тот живет на Севере, «оленям рога отшибает», и даже женился на местной девушке… «Они же там про Зону ничего не знают, вот она и не побоялась», — заговорщицки подмигивал Генка, — «Наши-то за бывшего сталкера ни за что не пойдут!» «А Бен?» — наконец-то ввернул Роман. Пусть и не к месту, но наконец-то решился спросить… Лицо Генки вытянулось; он запнулся на полуслове и замялся: «Ты что, ничего не помнишь?» «Не помню. Ген, скажи, чего я не помню?!» Вопрос был дурацкий, Роман сам прекрасно это понимал. Но кто бы искал логики во сне… Разговор каким-то кривым зигзагом ушел в сторону, и Романа вдруг перестал интересовать этот еще минуту назад очень важный вопрос. Ромка тонул в этом бесконечном и бессмысленном разговоре, как в киселе, а поток фраз становился все быстрее и невыносимее, свет резал глаза все больше и больше…