Вообще, если бы ящики с сокровищами кургана по прежнему лежали у меня дома, я наверное не стал бы молчать. Но я не мог предать Бориса, не мог сказать Паганелю о том, что искатель вывез груз — во-первых, тогда опасность угрожает жизни Бориса, а во-вторых — Паганель, взяв новый след, либо бросит меня подыхать здесь, либо умертвит, чтобы не рисковать, оставляя в живых свидетеля…

Как я не прокручивал в голове возможные варианты событий, по любому выходила: пока я молчу, я жив — Пагнель не даст мне умереть, и унести с собой на тот свет тайну так манящих его сокровищ! Что же! Будем молчать!

Я лежал на спине, раскинув руки — в таком положении меньше всего болела изуродаванная грудь. Мысли мои, уносящиеся в даль, виделись мне во мраке разноцветными искрами, светящимися стрелами, пронзающими тьму. Временами мне начинало казаться, что я сошел с ума, что все, что происходит со мной — лишь ночной кошмар, страшный сон, и сейчас я проснусь у себя дома или в кабине «Камаза», а веселый Саня Пеклеванный подмигнет мне и выдаст какую-нибудь жутко неприличную, но очень смешную хохму…

А потом начались видения…

Во мраке перед моим взором стали разворачиваться фантастические картины. Словно со стороны, с высоты птичьего полета, я видел огромные пространства — леса, равнины, покрытые озерами, горы, на вершинах которых лежал ослепительно блистающий снег, широкие, полноводные реки, вздувшиеся, как-будто после долгих дождей, и несущие в своих мутных водах тысячи сломанных, вырванных с корнем деревьев, трупы каких-то неведомых мне животных, покрытых бурой, грязной шерстью…

А потом я увидел Ледник! Небо на севере неожиданно прояснилось, и в разрывах облаков открылась зеленовато-белая, расколотая исполинскими трещинами стена льда, высота которой превышала все мыслимые представления это было ужасно! Горы на фоне Ледника казались цепочкой жалких холмов, деревья — щеточкой мха, плесенью, сразу и не заметной. Большая река, словно весенний ручей, вытекала из-под ледяного полуторакилометрового панциря. И тут я заметил людей…

По бесплодной, заболоченной равнине вдоль реки шли люди. Множество людей — мужчин, женщин, стариков, детей. Высокие, светловолосые, в причудливых одеждах, расшитых металлическими пластинками, многие вели в поводу низких, мохнатых лошадей с навьюченными на спины тюками. Потом появились телеги на огромных, в человеческий рост, колесах, которые толкали, налегая широкой, одетой в кожаные фартуки, грудью, огромные криворогие быки. На телегах лежали какие-то мешки, стояли островерхие разноцветные кибитки, сидели люди… Шум шагов от тысячи ног, копыт, скрип колес заполонил речную долину, слышались гортанные возгласы погонщиков, детский плач, ржание коней. Вдруг, перекрывая все звуки, над человеческим скопищем пронесся резкий, высокий, режущий крик, почти визг — и тотчас люди бросились друг на друга, блеснули клинки мечей, наконечники копий. Миг — и множество человеческих тел упала под ноги идущим, остальные продолжили путь, топча поверженных соплеменников.