Евграф Игоревич расслышал скрип открывающейся двери, шаги в холле, услышал бас штабс-капитана Котосова и заговорил громче:

– Если ты отважишься жить, братец, в санкции на облаву, скорее всего, начальство мне откажет. Меня обяжут допросить тебя с пристрастием, раскаленными клещами вытянуть из тебя все секреты. Я, братец, не дурак, я понимаю – разговорить тебя будет трудно. К тому же, верь – не верь, но мне противны пытки. Поэтому я честно поведал тебе, братец, оба варианта развития дальнейших событий. Не знаю, братец, право, не знаю, что для тебя лучше – умереть немедленно или мучиться в подвалах Жандармерии. Не знаю, что лучше для меня, заниматься тобою или ловить Истинно Чистого, а главное, ума не приложу, что выгоднее для Державы – призрачный шанс выведать тайну Белого Леса или покойник Кахуна-младший?

В ответ прозвучало смачное «ХЛЮП». Задержанный передумал тонуть, вода под его задницей, хлюпнув, весело зажурчала, закрутилась водоворотом. Ефграф Игоревич вздохнул с облегчением.

– Вот так, да?.. Раз ты решил доживать отпущенное судьбою время в муках и страданиях, раз выбрал скорбную судьбу жертвы заплечных дел мастеров, значит, моя догадка верна и Сын Белого Кахуны в настоящее время ДЕЙСТВИТЕЛЬНО находится в Златоглавой. Что ж, спасибо за помощь, братец. Не бойся, информацией о местопребывании твоего Учителя я не собираюсь делиться со своими коллегами. Клянусь всем, что для меня свято. Верь мне, братец, я не лукавлю ни капли...

В дверь ванной комнаты деликатно постучали. Оплошал штабс-капитан, вместо пятнадцати сумел удержать незваных гостей всего восемь с половиной минут. Евграф Игоревич, опершись на трость, вскочил, повернулся спиною к задержанному, снял с крючка для полотенец свою шляпу и, приосанившись, отодвинул засов щеколды. Дверь открылась.

– Здравия желаю, сударь. – За дверью стоял, широко расставив ноги, сцепив руки на круглом животике, лысоватый, пухлый господинчик. Этакий простачок-недотепа в засаленном пиджачишке, в мятых брюках с пузырями на коленках, в белых носках и лакированных черных штиблетах.

– Честь имею, господин майор. – Евграф Игоревич склонил подбородок к груди, вскинул голову, улыбнулся. – Весьма рад вас лицезреть.

– Шутить изволите, ротмистр?

– Нет, правда рад. – Карпов надел шляпу, прижал освободившуюся руку к груди. – Всем сердцем! Ожидал-то я господина Яков Лукича в гости, а явились вы, Павлин Григорич. Я счастлив.

– Отчего ж такие радости, Евграф Игорич?

– Как же, Павлин Григорич? Неужто позабыли, как в прошлом году, после аналогичного происшествия в Питере, Яков Лукич вашего покорного слугу, меня, несчастного, повелел задержать и подвергнуть допросу? Двенадцать часов кряду с вашими следователями беседовал. Расплачивался за сомнительное счастье быть лично знакомым в младые годы с Сашкой Таможиным. А я, как вам, должно быть, известно, лично я сомневаюсь, что Сашка и есть тот самый разыскиваемый Сын Белого Кахуны. Погиб Таможин в Белом Лесу, сгинул много лет тому. Другого Сына надобно искать, если хотите знать мое мнение.