– Станет плохо, врача вызовем, – пообещал толстяк, смещая брюхо на кабаньих ножках ближе к Евграфу Игоревичу.

– Ты не понял, братец! Не мне, тебе плохо будет, девушке плохо будет! Отпустите? Нет? Зря...

Позже, много позже, девушка Улита с надеждой понять станет вспоминать маневр несчастного на вид инвалида, который позволил ему с легкостью необычайной освободиться от классического силового удержания. И потенциальный чемпион сумо, пройдет время, срастутся переломы, будет с ужасом вспоминать господина с тросточкой. Но все это будет потом, а сейчас, сказавши «зря», Евграф Игоревич вдруг разрывает захват девичьих пальцев, освобождает правый кулак и бьет им в кадык тяжеловесу. Толстяк падает, девица за спиной Карпова, получив локтем под дых, отлетает к стенке. Оживает палка в руке инвалида. Взмах, и трещат ребра тяжеловеса, еще взмах, и девушка хватается за подбитое колено.

– Уволит вас, ребятишки, Пал Палыч с работы, – смеется Евграф Игоревич. – Ей-ей уволит. Коли останется кого увольнять. Ну-ка, жирный, доставай коммуникатор! Доставай-доставай, вижу, антенка из кармана торчит. Буди Пал Палыча по экстренной связи! Не хочешь? Тогда выбирай: или сейчас же доложишь о приезде Графа, или убью, сволочь!

– Павел Павлович меня уволят, – захныкал толстяк, но коммуникатор из кармана достал. – Ночью не велено их беспокоить ни в коем разе...

– Ушки заложило, жирный? Я четко сказал – тебя уволят, а то как же?! Или убьют. Уволит Пал Палыч, и завтра, а убью я, и сейчас. Уразумел?

Резиновый набалдашник трости ткнулся в сломанное ребро, толстый закричал. Улита по-кошачьи выгнула спину, зашипела, присела низко, готовая увернуться от беспощадной трости, прыгнуть и атаковать скрюченными пальцами смеющиеся глаза загадочного господина Графа.

Карпов позволил девушке избежать секущего удара тростью, нарочно махнул сучковатой палкой со стальным стержнем излишне широко. Улита прыгнула. Кулак ротмистра встретил ее в полете. И кулак этот был несоизмеримо резче, чем в первый раз.

Слегка подкрашенные губы Улиты брызнули кровью. Девушка свалилась на пол, как марионетка с оборванной нитки.

– Не зли меня, жирный. – Евграф Игоревич слизнул кончиком языка капельку девичьей крови с костяшек плотно сжатого кулака. – Право слово, свинья, пойдешь на сало.

Трость со свистом рассекла воздух, толстяк зажмурился, а когда приоткрыл один глаз, узрел грязный цилиндр резинового набалдашника в опасной близости от своего носа.

– Считаю до трех и ломаю тебе пятачок, хрюшка. Раз...

Куцые пальцы толстого коснулись клавиатуры коммуникатора на счет «два». Прозвучали первые такты полонеза Огинского, сигнализируя о включении системы подавления всевозможных подслушивающих эфир устройств. Дрогнувший палец прикоснулся к мерцающей синим клавише, Толстяк прижал коммуникатор к уху, вздохнул порывисто, шмыгнул носом.