– Они не ответят никогда, – отозвался Томас, задумчиво доставая сигарету из пачки.

Он закурил и снова посмотрел вверх, на башню, что терялась в темноте. Где-то в черной вышине трепетал на ветру флаг. Его собственное знамя, ради которого он вывернул на изнанку собственную душу. И вот он добился своего. И что? Только пустота и в сердце и нахлынувшее так некстати равнодушие.

– В эфире радиопереговоры неизвестных танковых частей, – продолжал сержант, – Где-то рядом идет бой двух танковых армий. Я ничего не понимаю…

– Он не идет, – спокойно сказал Томас и затянулся. – Он шел когда-то. Много лет назад. Посмотри на бабочек…

На перчатку сержанта села бабочка. Он поднос ее к глазам. И невольно ахнул.

Крылья ее светились изнутри, и рисунок словно жил, принялся переливаться, мелькать, как кадры старинной кинохроники. Сержант с изумлением рассмотрел в крыльях бабочки горящие танки в сумеречной пустыне, искаженные яростью лица в шлемофонах и касках, внутренности танковых башен набитых людьми…

Из рации сквозь помехи рвались вопли:

– «…С ходу бери, с ходу! У меня рассыпались гусянки на этом гребаном песке, все пальцы повылетали!

– Фанданго?

– Вот они! Выстрел! Бронебойный!

– Я нашел от него только пятку. А это чье?

– Дайте поддержки-ииииии! Пошел на… с моей частоты!

– Злодей, на тебя паек у Бандита!

– Да мы же все сгорим, как котлеты! Дайте цели!..»

– Это повторяется по кругу, – сказал связист, – наслаивается одно на другое и крутится снова…

Голоса блуждали по частотам, и связист снова и снова ловил их, подкручивая верньеры радиостанции.

– Это призраки, – мертвым голосом сказал Томас, – От них остались только позывные…

– Святая мать Иерихонская, – дрожащим голосом произнес сержант. – Спаси и помилуй, нас грешных. Что же за места-то такие проклятые!

Томас бросил на Салазара резкий взгляд и приказал:

– Сержант, отставить сопли! Занять оборону!