А впереди я увидел Марево! Синеватый купол уходит от горизонта до горизонта. Высоту на глаз определить было практически невозможно.

— Это оно? Марево?

— Оно, родимое.

— Слышь, а сколько оно в высоту?

— Вроде бы тысячи полторы или две. Но вертушки там не летают — даже вне Марева, на трех-четырех тысячах аппаратура козлить начинает.

Хриплый, с издевательской интонацией голос раздался со стороны зарослей смородины:

— И откуда ж ты такой умный взялся?

Силуэт я разглядел, но в его очертаниях без труда угадывалось положение изготовки для стрельбы с колена, поэтому мысль вскинуть к плечу «АКС» была задушена в зародыше самым жестоким образом. К тому же с другой стороны дороги уже другой голос, зычный и властный, окрикнул:

— Оружие положить на землю! Разгрузки расстегнуть! Снять! Отойти на пять шагов назад! Лечь! Ноги в стороны! Шире! Руки в стороны, ладонями наружу! Любое движение без команды — открываем огонь!

Команды неизвестного мы выполнили быстро и четко. Даже Водолаз, несмотря на раненую ногу. Утешало одно — явно уставной лексикон неизвестного боевика. Значит, это либо военные, либо…

— С вами говорит командир группы быстрого реагирования «Долга». Назовите себя, если есть документы — к досмотру!

— Старший лейтенант Кравченко, командир сталкерской группы.

— Капитан Кривенчук, командир сторожевой заставы номер семнадцать.

— Интересно… Лежать! Я что, разрешал шевелиться? Два командира такого уровня и одни, у Барьера, да еще со снятыми знаками различия? Да и семнадцатый блок отсюда, товарищ Кривенчук, или как вас там на самом деле, далековато.

— Документы в вещмешках. А зачем мы здесь — узнаете, хотя это и не в вашей компетенции!

— Ты поумничай еще, что в моей компетенции, а что нет! Кондратьев, проверь разгрузки и вещмешки!

Мимо меня протопали ноги в белорусского производства берцах, послышались слабые щелчки застежек и треск липучек.

— Есть документы! Командир, здесь же фальшпогоны, старлеевские и капитанские, и отпоротые шевроны.

— Давай сюда! Так, Кривенчук кто?

— Я.