— Все врешь! — взъярился Иван. Теперь его трясло от гнева, от злости.

Авварон, подлец, перешел от намеков к прямым обвинениям. Нет, все не так, все это ложь! Нечистый явился поизмываться над ним, поиздеваться перед смертью. Неминуемой, страшной и… бесчестной смертью. Бесчестной? Да, надо признаться самому себе, чести мало, он не спас Землю, так получилось. Но не он ускорил ее погибель, не он! И нечего возводить на него напраслину. Этот бес глумится над ним, хочет, чтобы он не просто погиб, сражаясь, с верой, с убежденностью в правоте своего дела, а чтобы он сломался перед смертью, превратился из человека, из воина в кусок падали, в тряпку, в дерьмо. Нет!

Не будет этого! Все было правильно! Иначе нельзя было поступать, все верно!

Большего, чем он, Иван, и его товарищи, сделали для Земли, для всех людей, сделать было просто невозможно. А все остальное от лукавого! Этот гад опять морочит его, напускает морок! Хотя и есть в его словах доля… доля истины, есть что-то верное… есть? Нет! Нельзя ему поддаваться! Ни на миг нельзя! перед внутренним взором Ивана встали первые мученики, которых он видел своими глазами, две корчащиеся на поручнях фигурки. Страшное пламя освещало их… и сжигало. И голос, пронзительный голос, звучащий изнутри: «Он не придет в этот мир мстителем, не придет!» Так было. Это жестокая правда, которую не перекроишь, не изменишь. Но он никогда не мстил! В нем не жила месть! Он вершил справедливый, праведный суд. Иди, и да будь благословен!

Такими напутствиями не бросаются! Суровый, но добрый лик заслонил всеуничтожающее пламя. Глаза, в нем жили глаза. И золотились доспехи, вились в лазури стяги, блистали зерцала и шлемы. Да, иначе быть не могло, он вершил Добро и только Добро! Сгинь, сгинь, нечистая! Пусть смерть! Пусть гибель! Пусть забвение и даже позор! Но совесть его чиста!

Иван резко выбросил влево руку, намереваясь отшвырнуть от себя гнусного гаденыша, сбросить его с дивана. Но рука рассекла воздух.

Авварон, как ни в чем не бывало, сидел на красивом резном столе у окна. Сидел, чесался под рясой, сопел, хлюпал. И поглядывал искоса.

— Убирайся прочь! — потребовал Иван.

В руке у него, на ладони, лежала рукоять — только сожми, и вырвется, засверкает всеми цветами радуги хара-лужное лезвие меча — непростого меча, рассекающего живую и неживую плоть. Иван смотрел на рукоять и ждал. Что поделаешь! Опять эта комната. Опять лютый враг в ней. Так уже было. В прошлый раз он вышел победителем из жестокой схватки, он сумел отправить в ад бывшего министра обороны, выродка, предателя, подонка, убийцу. Что будет сегодня?