Взрослый варвар во всю прыть несся на коне, твердыми коленями сжимая податливые бока животного. Взмахивал топором, и отрубленная голова какого-то безымянного селянина катилась прочь. А потом появилась принцесса. Она стояла перед ним, вызывающе приподняв подбородок и насмехалась. Тыкала пальцем. В него! Самого сильного и невероятно грозного предводителя симиминийцев после его отца — Большого рункура. Она смеялась ему в лицо. И он ударил ее. Никто не посмеет обижать Айфос-Фука!
Выбитый зуб…
Как же сможет отомстить она? Как ответит ему принцесса?
Внезапно заболели обрубки пальцев. Проклятая девица! На лбу могучего варвара выступил холодный пот. Он беспокойно заворочался и сел, отбросив плащ.
Рункур проснулся в тот самый момент, когда Клинна проводила семьдесят шестую репетицию убийства. Она была белой как мел и казалась самым настоящим привидением. Маскировочные пятна комбинезона напоминали истлевшую плоть.
— Что ты делаешь? — спросонку спросил предводитель симиминийцев.
— Жрать готовлю, — машинально огрызнулась оперативница. — Лапшу по-флотски и с соусом а-ля Лепрекон-де-петит. Не мешай!
Она сидела над своей жертвой в каком-то трансе. Плавно покачивалась и проводила серпом в воздухе над горлом спящего варвара.
— Что?! — взревел пробудившийся Айфос-Фук и зашарил по земле в поисках топора.
Окрик вывел Клинну из медитативного состояния.
От ужаса, что ее раскрыли, и принцессе теперь угрожает опасность, вороноборотень взвизгнула. И полоснула Карателем по горлу жертвы. Правда, по шее она не попала.
Коротко свиснув, серп отчекрыжил варвару ухо.
— Промахнулась! — еще больше ужаснулась оперативница.
Страх перед разоблачением и потенциальной опасностью для Мэлами и Прудди отошел на другой план. Клинна, не знающая промаха со школьной скамьи, Клинна-Меткий-Глаз… Промахнулась!
— А-а-а-а-а! — истошно заорал раненный варвар, ухватившись за обрезок ушной раковины.
Остальные симиминийцы подскочили, как на пожар. При свете костра заблестели лабрисы.
— Нет, только не надо паники, — послышался спокойный голос фрейлины. — Подумаешь, всего лишь кому-то ухо отрезали…
— А-а-а-а! — продолжал верещать одноухий симиминиец.
— У-й-у-ю! — застонала оперативница. — Будь проклят тот день, когда я перевелась в этот дрянной отдел!