— Нет уж! По крайней мере, не сегодня. К таким вещам надо постепенно привыкать… и вообще, ты меня пугаешь. Кто из нас посланец зла?
— Тьма — не зло. А любовь — тем более не зло.
— Даже групповуха?
Лена расхохоталась.
— Причем здесь групповуха? Я об этом даже не думала, честное слово! Ну, в самом деле, кто из нас развратник? И вообще, чем тебе групповуха не нравится? Какая, вообще, разница, сколько людей любят друг друга?
— И это говорит девушка, лишившаяся невинности пару часов назад!
— Не пару часов, а почти четыре. А невинность — это ерунда. Мне открылось, что невинность не в этом самом, а в душе, а душевную невинность я не потеряла.
— Догадался Штирлиц…
— Да ну тебя! Тебе легко прикалываться, а я сейчас вспоминаю, что было раньше и ужасаюсь, какая дура была. Это кошмар! Я ведь на самом деле думала, что все делаю правильно!
— Ничего страшного, такие чувства у всех возникают время от времени.
— У меня никогда раньше такого не было.
— Ты бы еще побольше молилась.
— Между прочим, если бы я не молилась, ты бы меня не просветлил, и моя сила не отразилась бы на тебя, и ходил бы ты сейчас злой и растерянный. Так что лучше не наезжай!
— Ты молодец, — сказал я, становясь перед ней на колени, но не для того, чтобы в чем-то покаяться, а просто чтобы обнять ее бедра. — Ты великолепно молилась. Я благодарю тебя всем сердцем. Спасибо тебе, что помогла мне и отдельное спасибо тебе, что ты такая… как бы это сказать…
— Да скажи уж, — улыбнулась Леночка, — не стесняйся.
И действительно, чего стесняться, если она и так все понимает?
— Я люблю тебя, — сказал я.
— Я люблю тебя, — откликнулась Леночка и мы поцеловались. Бережно и ласково, трогательно и невинно, в нашем поцелуе почти не было страсти, это был символ. Символ большой и чистой любви, соединяющей несоединимое.