А книги совсем не похожи на жизнь.

– Я, наверное, могу в тебя влюбиться, – призналась Маришка однажды, – не потому что ты красивый, а просто так.

В ответ она получила улыбку, от которой чуть сердце не остановилось.

– Об этом можешь не беспокоиться. Просто так в меня даже Орнольф не влюбился бы.

Так беззастенчиво-легко… И так несправедливо по отношению к себе. К ним обоим.

– Он… вы… – Маришка сбилась, почувствовав, что краснеет, – неправда! Разве любят за внешность?

– А за что?

– За другое, – брякнула она, – не знаю… за что-нибудь… И вообще, любят вопреки. Да ты смеешься, Паук!

– А как мне не смеяться? Боюсь даже представить, что ты придумываешь поверх того, что можешь увидеть.

– Больно мне надо придумывать! – возмутилась Маришка.

И потом они долго молча курили, глядя на море за окном. Пока она не собралась с духом и не спросила:

– А вы все такие… ну, твой народ. Ты сид, да? Или эльф?

Слышать смех Альгирдаса было отдельным удовольствием. Он нечасто смеялся. Собственно, в первый и последний раз Маришке насмешила его, когда сравнила с фикусом. И вот сейчас.

– Я литвин, – вздрагивающим от смеха голосом простонал Паук, – сейчас, наверное, мог бы считаться белорусом. Мы стали называть себя русскими раньше, чем вы, московиты.

Дошло до нее не сразу. Когда дошло, Маришка долго осмысливала услышанное. А потом спросила, потеряв остатки деликатности:

– Так ты человек?

– Конечно.

– Но почему ты такой красивый? Я думала, только сиды… да и те в сказках.

– А я красивей сидов, – сказал он очень просто, – и уж, конечно, красивей эльфов. А так же ангелов, демонов, богов и тех, кого принято так называть. Неудавшийся творческий замысел.