– Ненавижу, – повторила Маришка, со всей возможной искренностью. – Мое сердце о нем точно не заболит. Вообще ни о ком. Никогда!

– Сердце мое, я обращаюсь к тебе, – с мягкой насмешкой произнес Альгирдас, – сколько мне петь, чтобы не знать об утрате? Чтобы тебя сохранить? Алая ночь отступает за горный хребет. Сердце мое, друг ты мне или предатель? Можешь ли ты говорить? [52]

Он привычно растягивал слова, и нежный голос лился как тихая, печальная песня. Может быть, это и была песня? Стихи. Что-то, что умеют только фейри. Но разве фейри умеют любить?

Сердце мое, ты сегодня почти не болишь.

Помни, что было разбито – то не разобьется.

В сером тумане рождается новый рассвет.

Сердце мое, отчего в мире холод и тишь?

Веришь ли ты в то, что он никогда не вернется?..

Сердце мое – не давай мне ответ.

В мелодию голоса вплелась такая же тихая, пронизанная той же печалью музыка. Скрипка? А может быть, скрипка и флейта. А может быть, нет никакой музыки, только шум моря, да кричащие вдалеке чайки?

Сердце мое, растворенное настежь, как дверь,

Сердце мое, растворенное горечью в хлебе,

Оглушенное поздним вином!

Сердце мое, я не знаю, что делать теперь:

Перья зари разгораются в утреннем небе,

День наступил – и не стер мою память о нем.