Потом в сознании у меня будто распахнулась неведомая дверь, и в нее не то подул странный, холодный ветер, не то хлынул серый, почти непрозрачный свет. В нем бормотало множество невнятных и определенно не человеческих голосов. Я почувствовал острые запахи увядшей травы, сырой земли и влажной шерсти, и еще какие-то, ни с чем не соотносимые, обычно недоступные человеку. Меня заполнили эмоции, которым я не мог найти названия. В них присутствовали оттенки тревоги и ярости, нежности и жажды крови, в них сквозило упоение жизнью и смертью. Но основу составляло нечто такое, что просто не умещалось в человеческой области чувств.

Ощущение было настолько дикое, что я пошатнулся. Свет или ветер заполнял меня всего, проникая из мозга в каждый уголок тела. Чехарда со зрением продолжалась, к ней прибавились и причуды слуха. Я уловил множество прежде недоступных мне звуков, которые не мог ни понять, ни объяснить. Кажется, я услышал, как стебли травы трутся друг о друга под неощутимым движением воздуха, как перекатываются микроскопические комочки земли.

Не знаю, как долго продолжалось полуобморочное оцепенение, прежде чем я наконец стал догадываться, что все это значит. Кажется, Кошки открыли мне то, что мы с Профессором окрестили их «коллективным разумом», впустили в него мое сознание и сами проникли в меня. Теперь я слышал и видел не только своими ушами и глазами, но и их тоже. И от этого мои зрение и слух не просто обострились. Я видел будто сразу со всех сторон, вблизи и издалека, снизу и сверху и как бы даже изнутри чего-то. Я одинаково отчетливо слышал звуки, раздающиеся рядом и на расстоянии километра. Но они не накладывались друг на друга, существуя словно обособленные пласты.

А потом меня с ног до головы заполнил мощный, разрывающий на части вибрирующий гул, чудовищный и знакомый. Я не сразу сообразил, что это голос Эпицентра. Так, видимо, слышали его Кошки и заодно поделились со мной. Этот гул был определенно опасен для моего здоровья. Кошки, должно быть, вовремя сообразили: мощь вибрации пошла на убыль, пока не достигла привычного мне уровня.

Я стоял с закрытыми глазами, стараясь как-то приспособиться к неописуемому состоянию. Постепенно мне это удалось. Кошки отрегулировали интенсивность нашего контакта, и чувства перестали быть ужасающими. Когда я обрел некоторое внутреннее равновесие, хвостатые передали мне еще одно совершенно незнакомое ощущение. Но я почему-то сразу догадался, что оно означает. Власть. Именно это слово больше всего подходило к полученному мной сигналу. Наверно, это было то самое, ради чего вообще состоялся контакт.