Однако огненный колобок и не подумал слушаться. Он медленно поплыл мимо Эдика по коридору, распевая архиерейским басом:

– Я от дедушки ушел! Я от бабушки ушел! И от тебя, мудака, свинчу наверняка…

Это было уже слишком!

– Пасть закрой, гнида! – Победитель хрюшек-копилок перехватил шприц поудобнее и метко пырнул наглый шарик иглой: – Ки-и-я-а-а-а…

Эффект превзошёл все его ожидания (если какие и были). Эдик испытал нечто среднее между прикосновением электрошокера (с которым, слава Богу, он доселе не был знаком) и множественным оргазмом (до которого ему следовало бы ещё расти и расти). Боль и наслаждение слились во всеобъемлющей судороге, генеральский сын рухнул на пол и провалился в странное, ни на что не похожее забытьё. Он легко и свободно поплыл в прозрачной пузырящейся воде. Эдик то устремлялся к буро-малиновым водорослям на белом песке, то с проворством дельфина взмывал вверх, к солнцу, синевшему сквозь розовую волну. Было приятно и невесомо. Море было смешным, газированным и сладким на вкус…

Никто не обнаружил коматозного Эдика в коридоре, не оттащил его обратно в комнату, на кровать. Он очнулся сам, и гораздо раньше, чем ему бы хотелось. Было немного грустно оттого, что поистине внеземное блаженство так быстро закончилось. А впрочем… К чёрту грусть! Эдик чувствовал себя великолепно, так, как не чувствовал уже очень давно. Огненный колобок, как и сулился, слинял в неведомом направлении, а ширева в дурмашине оставалось ещё выше крыши. Приглядевшись, Эдик заметил, что оно претерпело некоторые изменения: из антрацитово-черного стало радужным и прозрачным. «Должно быть, – решил он радостно, – настоялось, облагородилось, силу набрало…»

От полноты чувств, от бьющей через край жизни Эдик восторженно запел и двинулся дальше по коридору. Правду сказать, все его предыдущие похождения имели место возле самой двери палаты. Пора было вырываться на оперативный простор, пора было делиться счастьем со всеми..

Однако делиться восторгом было особо не с кем. В длинном пустом коридоре царила тишина. Только гром буйствовал за окном да ветер потоками швырял в стёкла косой дождь.

– Эй, народы, вы где?..

Беспричинно расхохотавшись, Эдик заглянул в соседнюю палату… никого. Отворил дверь в следующую, присмотрелся… На специальной кровати, не дававшей появляться пролежням, неподвижно вытянулся какой-то чувак. Утыканный и обвешанный, вот умора, какими-то шлангами и гирляндами электрических проводов. Рядом подмигивал экранчиками и тихонько попискивал целый стеллаж всяких дурацких приборов… Эдику захотелось без особых затей растолкать мужика и вместе похохотать над уморительными, на его взгляд, надписями типа «NEHER electronics»… Он подошёл ближе и вдруг узнал в неподвижном человеке великана-спецназовца, не позволившего тогда, в Карелии, откромсать ему мужскую гордость. «Единственный был чувак путёвый из всех… Теперь вот в отрубе лежит, как пить дать ломается,185 и некому его раскумарить186… оно всегда так, хорошим людям не прёт…»