Бояр широко улыбнулся, и оборванные края кожи в месте разреза зашевелились, улыбаясь вместе с ним.

Густав поднял револьвер, целясь в Бояра с двух рук.

– Что это? – тихо спросил он.

– А ты не понимаешь, да? Это незаживающая рана, дурацкое приложение к человеческой сущности, которую я не очень-то и люблю. Потому что я – Легион. Я часть целого и целое частного. И поэтому я не урод, странник, потому что я – не человек.

Бояр ринулся вперед, по-бычьи наклонив голову, и Густав выстрелил из своего пистолета, потому что до мелочей знал его поведение, вплоть до дрожи в момент отдачи. Револьвер же напряженно замер в его руке, как пчела, пойманная в кулак и вот-вот готовая выпустить свое жало вне зависимости от того, умрет она или нет после этого.

Пуля попала Бояру в плечо, пробив насквозь, отшвырнула обратно, будто пригвоздив его к стенке, и теперь он сползал вниз, оставляя на светло-коричневой поверхности кровавый след.

Бояр сел почти на корточки, одна нога подогнута, другая выпрямлена, и посмотрел на плечо. Затем повернул голову к Густаву, пристально следящему за ним, и гавкнул:

– Гав!

Странник вздрогнул. Бояр хрипло рассмеялся, коснулся раны и облизал пальцы.

– Боишься собак, странник? Это я тоже знаю. Я бы с радостью принял форму собаки, но это низкий для меня уровень, я, так сказать, сложный, я умею забирать сущности людей.

– О чем ты, мать твою, я не понимаю?

– Не прикидывайся дурачком. Мне больно, кстати. Чем больше живешь человеком, тем большим становишься уродом, тем меньше в тебе от Легиона. Жаль, что ничего не заживает. Ну да ладно, я в этом образе не намерен всю жизнь провести. – Бояр потер плечо и брезгливо вытер руку о куртку.

– Погоди. Если я правильно понимаю и это не бред, то что же я вижу своими же глазами? Получается, что ты – не человек, а коровья улитка, что ли?

Бояр удивленно поднял бровь и искренне рассмеялся:

– Вы так их называете, да?! Коровья улитка! Ну, ты почти угадал. Только улитки – это… улитки! Как скот, догоняешь? Они не сложнее той же коровы, поэтому и могут принимать сущность всяких животных. Я – другая песня. Такие, как я, мы сыновья Легиона. И пока улитки постепенно занимают место в человеческом быту, мы проникаем в человеческое общество, странник.

– Но зачем? Зачем вам это нужно? – стараясь не показывать волнения, спросил Густав.

– Ты прострелил мне плечо и затем пытаешься разговорить, провести на кураже светскую беседу, странник?

– Я просто пытаюсь понять, в какое говно я вляпался и стоило ли мне в него вообще наступать.

– О, да! Если хочешь оставить след в этой жизни – постарайся не вляпаться в говно. – Бояр осклабился. – Это как раз про тебя. Ты, правда, в жизни этой пока что ничего толкового не сделал, но вроде бы должен кое-чем полезным заняться, когда тебя приведут, как марионетку, к нужному рычагу и заставят на него нажать. Ты привык нажимать на педали, странник, вот только не осознаешь, что нажимают-то на тебя. Но не огорчайся, вас много. Например, святой отец, которому прямо в голову льют нужную информацию, а он жрет. И радуется.